Я внимательно смотрел на него. Неужели Николас не заметил улыбки на лице своего сына? Затем я повернулся к Винсенту. Тот отвернулся, и я подумал: «Ты точно видел ее!»

– А что, по вашему мнению, имела в виду ваша жена, назвав меня глупцом, потому что я не вижу того, что находится перед моими глазами? – спросил я Хоббея.

– Не знаю. На нее иногда накатывают такие фантазии… – распрямившись, он широко развел узкие белые ладони. – Прошу вас только поверить в то, что до сего дня она ни разу даже не прикоснулась в гневе к Хью или к моему сыну.

Пожалуй, это действительно так, подумал я, если судить по потрясению Дэвида, когда мать набросилась на него с кулаками. Хотя, учитывая всю тяжесть его проступка, подобной реакции трудно было удивиться.

– Она назвала Хью и Дэвида неестественными созданиями. Что могла она иметь в виду? – задал я новый вопрос.

– Я этого не знаю. – Хоббей отвернулся, и я подумал, что теперь он точно лжет. Потом хозяин дома снова повернулся ко мне с прежним, полным печали выражением на лице. – Именно из-за Абигайль мы так редко общаемся с соседями. Она не хочет их видеть. – Он прикусил губу. – Но мы все-таки продолжим приготовления к охоте.

– Мне очень жаль, сэр, что она настолько несчастна. Утрата собачки еще больше расстроит ее, – сказал я.

– O, да, – с горечью в голосе согласился мастер Николас. – Ламкин сделался средоточием ее жизни. – Он неловко, с трудом поднялся на ноги. – Впрочем, обед готов. Мы должны поесть, сохраняя достоинство перед лицом слуг. Абигайль не разделит наше общество, она удалилась в собственную комнату.

Трапеза выдалась неловкой. Фальстоу сидел с нами за столом. Если дворецкий солидного дома иногда присоединяется к семье за столом, в этом нет ничего неожиданного, однако то, как его взгляд путешествовал по лицам Хоббея, Хью и Дэвида, удивило меня. Я вспомнил слова Барака: действительно можно было подумать, что Хойлендское приорство принадлежит Амброузу.

Общий разговор не вязался. Я смотрел по очереди на каждого, пытаясь отыскать взглядом то, что находится перед моими глазами, но чего не замечал прежде, и тем не менее, ничего не увидел. Глаза Дэвида покраснели, он был раздавлен ситуацией… и как бы съежился. Сидевший возле него Хью все свое внимание обращал к трапезе. Он ел с бесстрастным видом и опущенными глазами, хотя я ощущал в нем напряжение.

Ближе к концу трапезы Хоббей-младший внезапно положил ложку и закрыл лицо ладонями, содрогаясь от рыданий. Отец через стол прикоснулся к его руке.

– Это вышло случайно, – проговорил Николас успокоительным тоном, словно обращаясь к малому ребенку. – Твоя мать со временем это поймет. Все будет хорошо. Вот увидишь. – Сидевший по другую сторону от Дэвида Хью отвернулся. Я подумал: не ревнует ли он к тому, что глава семейства предпочитает Дэвида? Впрочем, нет, оба они ему безразличны.