— Итак, мисс Рипли?
— В прошлую пятницу… — Эти же слова говорила Мэйзи, вот только разница между Агнес и Мэйзи Трэйлл была огромной. — В прошлую пятницу мистеру Хатауэю звонила какая-то иностранка. Это было в десять минут пятого.
— Откуда вы знаете, что это была иностранка?
— Она говорила с акцентом.
— Вы подошли к телефону?
— Нет, у меня должен был быть выходной. Я взяла трубку параллельного аппарата.
— Зачем?
— Хотелось узнать, кто ему звонит. Я думала, что это миссис Хатауэй.
— А почему это вас интересует?
Ответ Лэмб прочитал в ее глазах: они на мгновение сверкнули невыносимой тоской.
— Хотелось знать, звонит ли она ему, — пояснила Агнес.
— Но это оказалась иностранка… Вы совершенно в этом уверены? Она как-нибудь назвалась?
— Она сказала: «Мистер Хатауэй… Мне хотелось бы поговорить с мистером Хатауэем». Когда он ответил, она произнесла: «Меня зовут Луиза Роджерс, но это вам ни о чем не скажет. У меня есть нечто, что вы обронили, и мне хотелось бы это вам вернуть».
— Вы совершенно уверены, что она назвалась именно так?
— А иначе, по-вашему, откуда мне знать ее имя? В газетах оно не появлялось… еще не появилось.
— Продолжайте.
— Она сказала: «Вечером четвертого января вы были в гостинице «Бык» в Ледлингтоне. Там вы обронили зажигалку». Мистер Хатауэй ответил, что она ошиблась, никакой зажигалки он не ронял, и тогда эта женщина добавила: «Возможно, вы что-то еще обронили — например, письмо». Потом она продолжила, что звонит из Лентона, у нее есть машина, и попросила его объяснить, как проехать до его дома. Мистер Хатауэй повторил, что она ошибается, но дорогу рассказал.
Агнес замолчала и сидела, уставившись на Лэмба, но вряд ли видела его. Когда тот спросил: «Это все?», — она вздрогнула и снова заговорила:
— Я слышала, как примерно в половине пятого подъехала машина, мистер Хатауэй прошел к двери и впустил женщину. Экономки миссис Бартон дома не было. У нас с ней вроде как был выходной. Он проводил ее к себе в кабинет, а я спустилась по лестнице и чуть приоткрыла дверь, чтобы слышать их беседу.
Лэмб усмехнулся: