– Но как могла она рисковать всем, ради чего вы – и она тоже – столько трудились? – Манди Грине не смогла скрыть владевшего ею гнева и отчаяния.

Кэссиди медленно покачал головой.

– Клер очень страдала, понимая, что все будут смотреть на нее, как на женщину, разрушившую карьеру сенатора. Вам никогда не понять, через какой ад она прошла. Но она все-таки прошла через него; в определенном смысле слова, мы прошли через него вместе. И выбрались наружу! И все было в порядке. До нынешнего момента.

Он взглянул на телефон; тот был ярко освещен и звонил почти не переставая.

– Но как, Роджер? Как журналисты докопались до этой истории?

– Я толком не знаю, – отозвался Роджер. – Но они разнюхали все в подробностях. Как-то умудрились раздобыть файл с данными, заведенный во время ареста, хотя считалось, что он был стерт. Узнать точную сумму, которую изъяли в тот вечер у Клер. Подробный перечень телефонных звонков, сделанных в ту ночь из вашего дома и дома Генри Кэминера. Разговор Кэминера и начальника участка. Начальника участка и офицера, который арестовал Клер. Даже электронные данные об оплате счета за лечение Клер в «Серебряных озерах».

Вид у Кэссиди был мрачный, но сенатор все-таки заставил себя улыбнуться.

– Подобная утечка не могла исходить от какого-то одного человека. Кто-то забрался в наиболее личные мои записи. Думаю, это именно то, о чем я предупреждал. Общество, построенное на надзоре.

– Так вот, значит, какую карту они разыгрывают! – резко произнесла Манди Грине. К ней наконец-то вернулось чутье профессионала. – Они хотят обставить все таким образом, будто вы начали кампанию за право человека на частную жизнь, чтобы скрыть собственные неблаговидные тайны. Вам это известно лучше, чем кому бы то ни было.

Роджер Фрай принялся расхаживать по кабинету.

– Это скверно, Джим. Я не собираюсь приукрашивать ситуацию. Но я искренне считаю, что мы сможем из нее выпутаться. Все станет еще хуже, прежде чем дело пойдет на поправку, но люди в Массачусетсе знают, что вы – хороший человек, и ваши коллеги тоже это знают, вне зависимости от того, любят они вас или нет. Время – великий целитель, и для политика это так же справедливо, как и для всех прочих.

– Я не намерен из нее выпутываться, Родж, – сказал Кэссиди, снова отвернувшись к окну.

– Я понимаю, сейчас все это выглядит паршиво, – продолжал Фрай. – Они попытаются распять вас. Но вы – сильный человек. Вы им еще покажете.

– Вы что, не поняли? – сурово, но без враждебности произнес Кэссиди. – Речь идет не обо мне. Речь идет о Клер. Каждая статья говорит о Клер Кэссиди, жене сенатора Джеймса Кэссиди. Это может тянуться неделями, месяцами – черт знает сколько! Я не могу допустить, чтобы Клер подверглась такому испытанию. Я не допущу этого. Она просто этого не переживет. И существует лишь один способ убрать эту тему с передовиц газет, из ток-шоу, выпусков новостей и колонок светских сплетен.