— Неужели? — спросил Кир. Его рот скривился в ухмылке, полной отвращения к самому себе. — Боюсь, то, в чем ты видишь силу, на самом деле является моей слабостью.

— Правда? Поразительно.

Кир опустил глаза, словно устыдившись.

— Господь мой учит «подставлять другую щеку». Любить ближнего своего и жить с ним в мире. И я всем сердцем верю в это учение.

Боль в его голосе становилась все сильнее.

— Но у меня не хватает смелости следовать ему, когда людей, которые мне небезразличны, убивают или хотят убить. Но я должен найти в себе такую смелость, Калай.

Калай уже открыла было рот, чтобы сказать что-нибудь нелицеприятное, но промолчала, видя мучения, отражавшиеся на его лице. Подняв глаза, он посмотрел на нее, будто ища утешения. Может, он сейчас нуждается всего лишь в добром слове? Хочет, чтобы она сказала, что верит в него и благодарна за то, что он их защищает?

— Вот в этом-то и есть главная проблема с твоим Богом, — сказала она вместо этого. — Он постоянно вынуждает людей отказаться от всего, что они знают, чем они являются, и что взамен? Ничего.

Жесткий тон ее слов заставил его расправить плечи.

— Я бы не назвал спасение «ничем». И скорее предпочел бы быть спасенным, чем навеки проклятым.

— Так вот чего ты боишься? Проклятия? Постой-ка. Ведь твоя вера учит: что бы ты ни сделал, твой Господь простит тебя?

— Нет, есть грехи, которые Бог не может простить, но…

— Уверена, что ты не собираешься совершить один из них.

— Нет, — ответил Кир, с подозрением посмотрев на нее.

— В таком случае о чем тебе беспокоиться? Когда все закончится, твой Господь простит тебе твои проступки и ты сможешь как ни в чем не бывало дальше следовать Его учению.

— У тебя совершенно неверное представление обо всем этом, — сказал Кир, прищурившись.

— Это звучит как скрытый комплимент, — улыбнувшись, ответила Калай. — Ты пытаешься перевести разговор в романтическое русло?

Кир открыл рот, но, похоже, так и не нашелся что ответить.

— Отлично, — сказала Калай, беря его за руку. — Теперь, когда ты лишился дара речи, давай поговорим о более важных вещах.

— Что может быть более важным, чем спасение моей бессмертной души?