— Куда потом?

— Здесь недалеко. Столько же, сколько мы пробежали, и еще немного. Нам теперь нужно вернуться к вокзалу, только по параллельной трубе, и там, где теперь Южновокзальная, и есть тот бункерок. Пошли, однако.

— А потом?

— А потом опять сюда и к выходу.

— А почему Шток этого ничего не знал?

— Это — как страшное заклятие. В циркуляре начальникам вокзала и попутных служб от… ну, КГБ, что ли… часть коммуникаций обозначена как чрезвычайно опасная. Скажем так: условно неразминированная. И к люку этому никогда ни одного человека не подпускали. А он чуть ли не под попой у начальника. Каждый день мимо него ходит и не хочет смотреть. Таких объектов в городе несколько. Эксплуатация запрещена, вскрытие запрещено под страхом уголовного наказания.

…И тут старик стал сдавать. Он задыхался, приволакивал за собой правую ногу.

— Плохо, дедушка?

— Неважно, Юрка. Однако помогите мне.

Мы взяли старика под руки и буквально поволокли вперед. Туннель был довольно высоким, но головы приходилось пригибать. Потом пришлось снова лезть через полутораметровую трубу, и там Олег Сергеевич совсем сдал.

— Никогда ни валидола, ни нитроглицерина не держал в доме. Дайте дыхнуть воздуха.

Когда мы вытащили его из трубы и оказались опять в каком-то коллекторе, только пошире, старик был совсем плох.

— Юр.

— А!

— Коньячка у тебя нет?

— Откуда? Ты, старик, нас спас.

— Каким образом?

— Если бы мы по вокзалу не шатались, наверное, вместе с людьми Господина Ши у люка оказались бы. В одно время. А так — они работой увлеклись. На нас внимания не обратили.

— Это — проблематично. А впрочем, примерно так. Сейчас, ребята. Отдышусь.