– За твою сестру, – говорит он, – которая свела нас всех вместе.

Все чокаются.

Никто не пьет, кроме Корделии, которая закрывает глаза и залпом осушает бокал, а потом морщится.

Йельский клуб похож на свадебный торт – белый, с позолотой, словно глазурованный, с его сводчатыми окнами и белоснежными, словно взбитыми занавесками, которые при каждом дуновении, похоже, взлетают в небо. Здесь очень много людей, которые знают Генри Апчерча, или не знают, но хотят, чтобы люди думали иначе, или которые никогда и не слышали о Генри Апчерче, но хотят бесплатной выпивки.

Луиза пьет. Хэл пьет. И Рекс пьет. И Корделия тоже.

Она пьет больше, чем остальные.

– Не так уж и плохо, – заявляет она после третьего бокала и икает.

Корделия хлопает Рекса по плечу.

– И ты тоже не такой уж плохой, – говорит она. – Я так решила.

Рекс не отвечает.

– Ты дурак, – продолжает она. – Но я тебя прощаю. Не будь Винни моей сестрой, я бы с ней тоже долго не выдержала. – Она улыбается. – Выше голову, Рекс, может, она тебя все-таки примет обратно. Если вообще вернется. С Винни – кто знает? Никогда не знаешь, что она отколет.

Рекс заставляет себя осушить бокал.

– Да, – соглашается он. – Ты права. Никогда не знаешь.

– Идемте, – говорит Хэл. Он кладет Луизе руку на поясницу. – Хочу познакомить вас с отцом.

* * *

Генри Апчерч стар.

А еще он тучен.

Он похож на маленьких размеров сферу, приклеенную к шару побольше. Кожа у него на шее обвисает, как у индюка. Он сидит, потому что слишком стар и слишком тучен, чтобы стоять. Он не говорит ни слова.