Сбоку от него торчит Беовульф, а его хрупкая подружка нависает над ними обоими, словно комар. Беовульф с жаром рассуждает об «Умирающей осени», что Луиза уже слышала. Он говорит об известной сцене, когда главные герои пускаются в мордобой, споря о спряжениях латинских глаголов, и подчеркивает, что в сегодняшнем мире, с нынешней щепетильностью и чувствительностью, никто не напишет подобного эпизода и сделает его понятным простонародью (он с нарочитой осторожностью употребляет это слово в среднем роде), поскольку сами-знаете-какие личности переворачивают все вверх дном в поисках гомосексуальности, и нет времени на споры о том, что значит быть мужчиной в классическом понимании этого слова.

Рекс стоит рядом, но не прикасается к Луизе.

Об этом они договорились. Но ей все равно больно.

– Бьюсь об заклад, – шепчет Хэл на ухо Корделии, но так, чтобы слышала Луиза, – что Беовульф Мармонт просто тащится, представляя, как его подружка трахается с темнокожими мужчинами.

– Что?

– Именно так.

– Вы отвратительны.

– Я честен, – возражает Хэл. – Вот такие попадаются мужчины, юная Корделия. Вам лучше сейчас начать познавать нравы мира.

– Я прекрасно знаю нравы мира! – Она растягивает гласные в слове «нравы».

Хэл подливает себе в бокал с шампанским немного виски из фляжки.

– Генри Апчерч просто обожает Рекса. Не так ли?

Луиза толком не понимает, кого Хэл подначивает: то ли Рекса, то ли Корделию, то ли ее.

– Вообще-то это неплохая история, – продолжает Хэл. – Рекс даже не прочитал «Умирающую осень», правда, Рекс? Рекс у нас маленький классицист. Он сорвался на рассуждения о греческих глаголах, когда пришел к нам на чай… Господи, неужели десять лет прошло? О том, что с этимологической точки зрения «субстанция» и «ипостась» имеют одинаковые значения, однако с теологической – означают совершенно разные вещи.

– Верно, – внезапно вступает Корделия. – В Троице присутствует одна субстанция и три ипостаси. – Она икает. – Или там одна ипостась и три сущности? Я забыла.