Смотрит на нее так, как будто и вправду, по-настоящему знает ее.

Луиза вглядывается в горизонт, туда, где черная вода смыкается с чернотой неба. Раньше она не замечала, как сильно соленая вода жжет там, где тебя кто-то поцарапал, ударил или вцепился тебе в волосы, что создается ощущение, будто с тебя живьем содрали кожу.

Как же здорово хоть что-то чувствовать.

– Прости меня, – говорит Луиза. – Я знаю, что ты любил ее.

Луиза не знает, когда она начала плакать. Может, она все время плачет.

– Выходи из воды, – говорит Рекс.

Он снимает пиджак. Потом часы. Потом кладет их на песок рядом с телефоном.

– Ты так, блин, сильно любил ее.

– Пожалуйста, – продолжает он. – Прошу тебя, выходи.

– Разве нет?

– Нет… Господи, Лу.

– Не ври мне, блин! Пожалуйста… пожалуйста… не ври мне.

– Я люблю тебя, – отвечает Рекс.

Как же, блин, здорово это слышать.

Он заходит в воду. Заходит по пояс. Берет ее за плечи.

– Я люблю тебя… только прошу… выйди из воды.

Вот в чем штука: не любит.

Рекс пытается – Господи, как же он пытается – вытащить ее на берег. Он хватает ее за предплечье сильнее, наверное, чем хочет или должен. Наверное, это простительно, если пытаешься передать убийцу в руки правосудия. Так, возможно, и надо, если ты герой или разыгрываешь из себя героя, или тебе нужно стать героем, несмотря ни на что. Это не что-то ужасное – даже если ты корчишь из себя правосудие, это не то, за что можно убить человека.