Глава пятая

Глава пятая

— Михаил Германович, сейчас звонил Герман Олегович. Они с Ириной Владимировной прилетают завтра утром.

— Хорошо, Наталья, запишите мне номер рейса. Я их встречу. В чем дело? Почему вы так смотрите на меня? Что-нибудь случилось?

— Дело в том, что Герман Олегович просил его не встречать… и…

— Ну, ну, продолжайте!

— Велел не беспокоить его дня три. Сказал, что будет отдыхать.

— Он велел лично мне передать? Ну что ж, я понял. Можете идти, Наталья.

— А вы еще не пойдете домой? Уже очень поздно. В целом здании никого нет, кроме охранника на первом. Все разошлись. Завтра ведь выходной.

— Я еще задержусь на часок. Работы много. А вы идите. Уже действительно очень поздно.

— До свиданья, Михаил Германович.

— До свидания.

* * *

Вечерний город за огромным, занимающим всю стену, панорамным окном, сиял и переливался огнями, словно гигантский неоновый муравейник.

Миша сидел в кресле, придвинутом вплотную к окну, и, вдавливаясь лбом в холодное стекло, думал о том, что этот город и этот блеск, всего лишь пошлая мишура, за которой нет ничего настоящего, одно вранье, и голая, ничем не прикрытая, фальшь.

Целый год он прожил в этой фальши, и только сейчас понял всю сущность этого глянцевого никчемного мирка.

Отец не хотел видеть его, и даже не соизволил позвонить и сказать ему об этом лично, передал через секретаршу. Никогда Миша не станет для этого человека тем, кем он был для мамы. Для мамы, которую он предал, чтобы угодить этому толстосуму, для которого он, Михаил Плетнев, — всего лишь слабое утешение в его горе. Или постоянное болезненное напоминание о том, другом, любимом, сыне.

Бедная мама… Одна в своей убогой квартирке. Наедине со своими горькими мыслями. Может быть, она права, что не желает переезжать в хоромы, которыми откупился отец. Да, права… Ведь пока живешь в панельке на окраине города, можешь мечтать о чем-то лучшем, большем, чем роскошная квартира и машина последней модели. О чем-то большем, чем деньги, на которые можно купить все, кроме настоящего… кроме главного…

У Миши было это главное и настоящее, а он и не знал. Он потерял все, что у него было в погоне за этой блескучей пустой мишурой. А взамен получил то, что нельзя превратить в любовь, преданность, верность. И как обменять обратно, как вернуть то настоящее, он не знал.

Он снова прислонился к холодному стеклу, и все глядел на этот город, когда-то полный жизни и надежды, а теперь такой опустевший и чужой.