— Даже лучше, — сказала я.

И быстро оглянувшись, подалась через стол и кивнула Краули. Он придвинулся, обдав меня смрадом своего лосьона после бритья, и я едва слышно прошептала:

— Он полицейский.

— Даже лучше, — сказал Стив, откладывая телефон и тоже придвигаясь к нам. — Он детектив.

— И даже еще лучше, — сказала я. — Он детектив из Убийств.

— И это не я, — быстро добавил Стив. — Я, слава богу, не женат.

Мы отодвинулись и дружно улыбнулись Краули.

Он смотрел то на меня, то на Стива, а его крошечный мозг так и метался из стороны в сторону. Краули пытался сообразить, чего мы хотим и не морочим ли ему голову.

— Я не могу это опубликовать.

— Еще как можешь, — возразила я.

— Я не могу. На меня подадут в суд. На «Курьер» подадут в суд.

— Если не будешь называть имен, то — нет, — успокоил его Стив. — Нас там человек двадцать, кроме Конвей, все мужчины, и большинство женаты. Сколько это? Шестнадцать, семнадцать? Да ты как в сейфе.

— Мои контакты взбесятся. Не стану я ломать свою карьеру.

— В Убийствах тебя и так все ненавидят, приятель, — заметил Стив, снова берясь за телефон. — Ну разве кроме Роше и Бреслина. И чтобы упростить тебе задачу, скажу, это не они. Так что никаких мостов ты не сожжешь.

— Ты станешь героем, — сказала я. — Самый отважный журналист Ирландии, осмелившийся вступить в схватку с Большим Братом за правду и гласность, не думая об опасности. Это будет великолепно.

— Представь, сколько шуму поднимется, — сказал Стив.

Краули неприязненно покосился на него.

— Статья должна выйти завтра же. У женатого детектива, не связанного с расследованием по делу Ашлин Мюррей, но достаточно близко знакомого с его ходом, был роман с жертвой. Если нам понадобится, чтобы ты в какой-то момент еще что-то вбросил, дадим тебе знать.

У начальства не будет выхода. Им придется начать внутреннее расследование. На полновесное обвинение они накопают не больше нашего, но по крайней мере Маккэнн не вернется ни в семью, ни за свой стол в Убийствах, словно и не произошло ничего. Ашлин все-таки получит то, чего добивалась.

— Тебе все ясно?