— Я туда не обращалась. Они заметили мои синяки в больнице и стали спрашивать о моей семейной жизни. Я им ничего не сказала, но они дали мне свою карточку и сказали, что я могу обращаться туда, если понадобится, и что там я буду в безопасности. Я не поверила им — как я могу быть в безопасности, находясь так близко от Иена? — но карточку сохранила. С ней я чувствовала себя не такой одинокой.

— Вы никогда не пытались уйти от него? — спрашивает ДИ Стивенс. В глазах его читается нескрываемая злость, но направлена она не на меня.

— Множество раз, — говорю я. — Иен уходил на работу, а я принималась собирать свои пожитки. Ходила по дому, выбирала памятные вещи и обдумывала, что можно было бы реально взять с собой. Я даже складывала все это в машину — понимаете, это все еще была моя машина.

ДИ Стивенс непонимающе мотает головой.

— Она была по-прежнему зарегистрирована на мою девичью фамилию. Сначала это получилось ненамеренно — это был просто один из моментов, о котором я после свадьбы забыла, — однако потом стало по-настоящему важно. Иену принадлежало все: дом, бизнес… Я начала чувствовать себя так, будто я больше не существую, что я превратилась в еще один объект его собственности. Поэтому я специально не перерегистрировала свою машину. Пустяк, конечно, я понимаю, но… — Я пожимаю плечами. — Я все упаковывала, а потом аккуратно вынимала и расставляла по своим местам. Каждый раз одно и то же.

— Почему?

— Потому что он все равно нашел бы меня.

ДИ Стивенс листает папку. Она на удивление толстая, и это при том, что все, что в ней собрано, касается только тех инцидентов, о которых было заявлено в полицию. Сломанные ребра и побои, которые требовали обращения в больницу. На каждое из этих заявлений приходилось еще с десяток случаев, о которых никто не сообщал.

Рут Джефферсон берется за папку.

— Можно взглянуть?

ДИ Стивенс вопросительно смотрит на меня, и я согласно киваю. Он передает ей папку, и адвокат начинает быстро просматривать ее.

— Но после аварии вы все-таки уехали, — говорит ДИ Стивенс. — Что изменилось?

Я делаю глубокий вдох. Я хочу сказать ему, что нашла в себе мужество, но на самом деле все, конечно, не так.

— Иен угрожал мне, — тихо сказала я. — Он сказал, что если я пойду в полицию, — если я хоть кому-нибудь расскажу о том, что случилось! — он меня убьет. Я знала, что он не шутит. В тот вечер, сразу после аварии, он избил меня так, что я не могла стоять на ногах. Тогда он поднял меня и подставил мою руку под кран в мойке. Он лил на нее кипяток, и от боли я потеряла сознание. Потом он отволок меня в студию и заставил смотреть, как он все крушит там — каждую вещь, которую я сделала своими руками.