Теперь красный свет приближался, и меня обуяло мучительное любопытство. Что там? Пригородный «МакДом» Марлоу Хьюз из «Дитяти любви»? Бордель, где Энни ищет отца в «Ночами все птицы черны»? Логово Арчера в товарном вагоне из «Наследия»?

Я свернул за угол.

Оранжерея из «Подожди меня здесь».

Как там Бекман говорил? «Декорации, идеально иллюстрирующие вероломность психопатического рассудка, – вовсе не мотель „Бейтс“[102], но семейная оранжерея Райнхартов: заплесневелые стеклянные купола и ржавый металл, а под ними, точно одичавшие назойливые мысли, цветут тропические растения, и неверная песчаная дорожка змеится среди зелени, как исчезающие во мгле последние остатки человечности».

Оранжерея была прямоугольная, под куполом, вся из стеклянных панелей и бледно-зеленого окисленного железа – архитектурная копия «Королевских оранжерей» в Брюсселе. Таилась она в безмятежном уединении густого средневекового леса, среди Дугласовых пихт – изображенных на задниках, окружавших площадку. Нутро оранжереи источало яркую красноту – и я, разумеется, вспомнил ее по фильму.

Красное ботаническое освещение.

Я подождал, удостоверился, что вокруг никого, и шагнул на лужайку; под ногами захрустела посеребренная трава. Я недоверчиво на нее уставился – на вид совсем настоящая, даже омыта утренней росой. Я нагнулся и пощупал. Трава оказалась пластиковая, роса – блестящие, радужные брызги краски на каждой травинке.

Я вышел на тропу и по камням направился к стальной двери оранжереи – задней двери, если правильно помню. От грязи и десятилетий конденсата стекло помутнело. В окна вжимались тени темных листьев, точно руки и лица запертой толпы, рвущейся наружу.

Я взялся за железную ручку – в виде довольно изящной и весьма зловещей буквы «Р» (потому что Райнхарт) – и потянул дверь на себя.

* * *

В лицо ударила кипящая влажность.

Градусов девяносто пять, не меньше.[103]

Вглубь убегала тропинка чистейшего белого песка – в нескольких футах от двери ее совершенно погребли под собой буйные заросли узловатых растений. Под потолком рядами висели позеленевшие железные бочки, залитые вишневым и синим светом; вся оранжерея смахивала на гигантскую печь, где что-то жарят.

В «Подожди меня здесь» за этой флорой любовно ухаживает Попкорн, глухонемой садовник, давным-давно работающий у Райнхартов, – его первым подозревают в ледвиллских убийствах, но потом он оказывается невиновным. Оглядевшись, я содрогнулся: растения выглядели точно так, как в кино. Я пощупал и поскреб огромный блестящий черный лист, свесившийся мне на плечо. Оказалось, настоящий.