– Там было отделение Сберегательного банка эмигрантов, на Третьей авеню; я там уже раз осматривался, прежде чем меня посадили на несколько лет. Если мы можем отправиться в тысяча девятьсот семьдесят первый год, то мне там полностью все известно. Дельце для двоих. Все давно спланировано, приготовлено и отрепетировано. Быстренько внутрь, быстренько обратно.

По покачал головой:

– Это всего десять лет назад. Свидетели, копы, охранники будут еще живы, чтобы нас заложить.

– Мне нужно сперва посмотреть. Если там все так же, каким я это помню, мы быстренько зайдем и быстренько свалим, и никто нас не увидит.

– А если там все не так, как вы запомнили?

– Тогда поищем что-нибудь получше.

– Проблема в том, – сказал По, – что я не могу заниматься этим весь день. Мы уже прибыли в прошлое Гринвич-Виллидж. Если теперь отправимся на Третью авеню в семьдесят первый год и у нас ничего не получится, то у меня впустую вылетят по меньшей мере двадцать четыре часа. И я буду полностью вымотан.

– О’кей. Тогда отправимся в такое прошлое, свидетели из которого к нашему времени все перемрут от старости.

– Вперед, – сказал По. – Идем вперед.

– Почему это?

– Потому что они не смогут вернуться, чтоб нас достать.

– Отлично. Куда? В какой год?

– В одно место, я был там однажды.

Старк последовал за По по каменной дорожке со странным чувством, что у писателя имеется некий план. Они вышли на примыкающую к порту набережную на углу Двенадцатой авеню и Пятьдесят Первой стрит напротив небоскребов средней части города, сияющих ярким освещением, и спиной к пирсам манхэттенского круизного терминала. Потерявший всякую ориентацию Старк посмотрел вверх. Над собой он увидел только пустое ночное небо.

– А где же Уэст-Сайд-хайвей?

– Его снесли в восемьдесят девятом.

Старк оглянулся по сторонам. Силуэты машин выглядели совершенно незнакомыми.

– И какой тут год?

– Начало двухтысячных. Ноль пятый или ноль шестой. До того, как тут ввели новую валюту.

– И что они с ней сделали?