– Возможно, – сказала Эстор.
– Не «возможно», а точно, – заверил я. – Они будут из кожи вон лезть – вообще-то единственное, что может заставить копов стараться еще сильнее, это если бы Роберт к тому же похитил кого-то. Например, одиннадцатилетнюю девочку со светлыми волосами.
– Он не
– А ты его любишь?
– Конечно, нет, – фыркнула она. – Но он сделает меня актрисой.
– Он не сможет сделать этого, сидя в тюрьме. Или мертвый.
– Но он сказал, мы сможем убежать! – не сдавалась она. – Мы можем скрываться от копов!
– И как он сделает тебя актрисой, скрываясь от копов?
Эстор прикусила губу и нахмурилась.
– Не знаю, – призналась она, и у меня появилась надежда, что ее все-таки удастся убедить.
– Эстор, – продолжал я, – карьере Роберта конец. Его жизни конец. И твоей тоже, если ты останешься с ним, – извиваясь, я подполз к ней и насколько смог поднял и протянул в ее сторону связанные за спиной запястья. – А теперь развяжи.
Эстор посмотрела на меня, потом отвернулась и взглянула на дверь. Затем снова обернулась ко мне и мотнула головой:
– Я лучше не буду. А то Роберт может с ума сойти.
– Эстор, ради всего святого!
Она приложила палец к моим губам:
– Ш-ш. А то он услышит.
– Уже услышал, – послышался голос из-за двери, и в комнату вошел Роберт. Он щелкнул выключателем у двери, и комната осветилась. Верхний свет оказался гораздо ярче, чем я помнил, и мне пришлось даже зажмуриться. Поэтому я ничего не видел, пока Роберт не опустился на колени рядом со мной, заслонив свет головой. Теперь я мог смотреть, но лучше бы этого не делал. В руке Роберт держал большой мясницкий нож, и мне показалось, он точно знал, что хочет с ним делать.
С минуту Чейз молча смотрел на меня, склонив голову набок. Даже в этом слепящем свете его загар казался идеально ровным, кожа – гладкой и мягкой, а зубы, когда он раздвинул губы в короткой, механической улыбке, – идеально белыми. Роберт взвешивал нож в руке, и у меня не имелось ни малейших сомнений в том, о чем он думал, и все равно менее правдоподобного палача я вряд ли мог вообразить.