Только это не просто музыка. К ней примешиваются слова. И во вспышках тоже слова.

— Десять секунд, — говорит Брейди. — Цок-цок, цок-цок.

Ходжес тычет пальцем в розовую рыбку и промахивается. Он правша, и от каждого прикосновения все сильнее болит запястье, но эту боль невозможно сравнить с той, которая пронизывает его от паха до горла. С третьей попытки он ловит розовую — и рыбка превращается в цифру 5. Он произносит это вслух.

— Только пять очков за двадцать секунд? — говорит Брейди. — Лучше старайся, детектив.

Ходжес нажимает быстрее, его глаза бегают туда-сюда, вверх, вниз. Он уже не щурится от синих вспышек, потому что привык. И становится легче. Рыбки кажутся какими-то большими, даже немного замедляются. Музыка тоже не так сильно бренчит. Становится какой-то более полной. «Мы будем с тобой счастливы…» Или это Брейди подпевает музыке, или это только представляется? Живой звук или фанера? Некогда над этим задумываться. Tempus fugit — время проходит.

Вот рыбка — семь, потом — четыре, потом — джекпот! — одна становится цифрой двенадцать. Он говорит:

— Уже семьдесят семь.

Но так ли это? Он потерял счет.

Брейди не комментирует, просто говорит:

— Остается восемь секунд, — и теперь его голос отдается легким эхом, словно он обращается к Ходжесу с другого конца длинного коридора.

Тем временем происходит чудо: боль в животе начинает отступать.

Оба-на, думает Ходжес. Об этом надо сообщить в Американскую ассоциацию здравоохранения.

Ловит еще одну розовую. Двойка. Не так чтобы очень, но их еще много. Очень, очень много.

Тут у него в голове появляется ощущение, словно туда кто-то запускает пальцы, — и это не воображение. Происходит вторжение. «Это было нетрудно, — говорил Брейди о сестре Макдональд. — Это всегда легко, если уж влез и начинаешь дергать за рычаги».

А что, если Брейди полезет к его рычагам?