Тайно наблюдая за девушками, Ричард пытался понять, кто из них вызывает у него наибольшее доверие. Одна из сестёр — высокая, статная, с гордым красивым лицом и гривой свободно спадающих на плечи рыжих волос — держалась подчёркнуто независимо. Похоже, она самая старшая и характер сильный. И вероятно великодушный. Ричарду понравилось, как она разговаривает с садовником — без барского высокомерия; как, соскочив с лошади после верховой прогулки, ласково гладит её по шее и балует чем-то вкусненьким.

«А что если открыться именно ей? — с волнением спросил себя Ричард. — Но так ли она милосердна и мудра? Как поведёт себя в первые секунды, внезапно увидев перед собой такого «красавчика»? Сможет ли преодолеть естественный страх и отвращение, чтобы разглядеть во мне личность? Из всех людей пока лишь одна Габи смогла взглянуть на меня своим ангельским сердцем — вопреки тому, что видят глаза…».

Но тут же ему в голову пришли другие мысли: «Послушай, парень, неужели ты всерьёз надеешься, что тебя примут в этом дворце, словно вернувшегося блудного сына?! — горько смеялся Ричард над собственной наивностью. — Глупец! Взгляни же, наконец, правде в глаза: они аристократы, элита! Девицы с рождения окружены изысканной красотой и роскошью. Любое несоответствие классическим канонам прекрасного оскорбляет их безупречный вкус. Чего уж говорить о таком отверженном существе, как ты! Одной своей тенью ты осквернишь их достоинство! Да что там говорить! Ты для них гораздо хуже бродяги, приблудного пса. Любой лакей или негр по сравнению с таким чудовищем покажется им пэром Англии!..

Размечтался, что молодая графиня окажется столь великодушна, что простит тебе уродливое обличье! Да ещё убедит семью принять братика-урода, лишь за то, что у него под омерзительной внешностью скрыта благородная тонкая душа, а в жилах течёт такая же голубая кровь».

Надежда сменилась сомнениями, а затем и полным отчаянием. Ярко представилось рассерженное лицо молодой графини, если они всё-таки встретятся, и то, как она говорит ему с ледяным презрением: «Как осмелились вы претендовать на то, на что просто по определению не имеете ни малейшего права?! Фамилия Ланарк высоко котируется в этом мире. Поэтому советую вам забыть о своих нелепых притязаниях. Из-за вас все будут тыкать в меня пальцем, и называть сестрой циркового урода. Вы этого добиваетесь?!».

— Да, я совершил ошибку, мне нужно уехать — бормотал Ричард в ответ на воображаемые обвинения, и помимо воли фантазировал новую порцию жестоких слов в свой адрес: «Вы незаконно проникли в чужие владения, напугали своей идиотской выходкой с куклой мою мать, вывели из себя отца, дали почву для разговоров людям, которые у нас гостили! И после этого надеетесь, что вам всё сойдёт с рук?! Вы совсем не такой наивный добряк, каким хотите казаться. Вас следует хорошенько проучить за мошенничество… — В его воображении вконец рассерженная графиня начинала с ненавистью метать ему в лицо оскорбления, словно стегать по глазам своим кожаным стеком для верховой езды: — Мерзкий шут, цирковой урод! Место в балаганной клетке, выставленной на потеху толпе, принадлежит вам по праву. И не пытайтесь влезть туда, откуда вас прогонят палками!»