— Человеческое правосудие — не для меня.

— А третий вид правосудия — что это?

— Правосудие Отцов.

Вернер скрестил руки на груди, ожидая моей реакции. Я промолчал. Сидел не шевелясь, ожидая, чем закончится рассказ.

— Наши Отцы знали, что такое горы. Наши Отцы возносили молитвы скалам и посылали проклятия ледникам. В их времена не было правосудия, которому скрепя сердце подчиняемся мы. Они рождались рабами и умирали рабами. Терпели голод и жажду. Видели, как их дети мрут, точно скотина. Хоронили их в каменистой почве и производили на свет других, надеясь, что хотя бы эти выживут.

Вернер взглянул наверх, на потолок и выше.

Выше неба.

Выше звезд.

— Наши Отцы знали, как прекратить кровопролитие.

Я почувствовал, что задыхаюсь. Слова Вернера впивались мне в грудь, будто гвозди. Толстые длинные гвозди, какие вбивают в гроб. Я с трудом сделал выдох.

Тем временем Вернер поднялся, разложил на столе карту.

— Вот здесь мы нашли его, связали и потащили прочь. Слов не требовалось. Все мы знали, что такое правосудие Отцов. Мы несли его на спине по очереди — Гюнтер, Макс и я. Ханнес — нет, Ханнес только плакал и звал сына. Просил прощения за то, что не понимал его, за то, что так и не сказал, как им гордится. Но мертвые глухи к мольбам, и мы пытались утешить Ханнеса. Напрасно. Он не слушал нас, — Вернер вздохнул, — может быть, потому, что и мы, тащившие мерзавца к пещерам, тоже были мертвы.

Я окаменел.

— Пещеры.

Вернер постучал по карте, показывая место.

— Наши Отцы издавна бросали туда убийц, насильников, смутьянов. Любой, кто проливал кровь, любой, кто пытался разрушить Зибенхох, оканчивал свои дни там. Не важно, богач или бедняк, благородный или простолюдин. Пещеры большие и темные. Там хватает места всем.

Неужели я и правда приметил ухмылку на его лице?

Боже, сделай так, чтобы я ошибся.

— Ведьмы, — прошептал я, вспомнив рассказы Верены, — ведьм тоже бросали вниз.

— Да.