Убийца, да, но никто не заслуживает такого жестокого наказания. Я пожалел его.

И ужаснулся тому, что сотворили Вернер и прочие.

Не знаю, сколько времени простоял я перед трупом Оскара Грюнвальда, знаю только, что, когда сколопендра длиной в двадцать сантиметров выползла из тех же глазниц, какие меня к себе приковали, я, застигнутый врасплох, с омерзением отшатнулся и потерял равновесие.

Падая в озеро, я выронил фонарь. Волны сомкнулись надо мной с глухим плеском. Я попытался набрать в легкие воздуха, но только нахлебался воды. Ослеп и оглох.

Верх и низ перепутались.

Охваченный паникой, я барахтался, отчаянно молотя руками и ногами, но опускался все ниже: легкие горели огнем, в желудок проникал этот яд, отдающий желчью.

Все стало черным, всюду был мрак.

Я подчинился инстинкту, и это спасло мне жизнь. Выпутался из рюкзака, предоставил его силе тяжести. Ощутил, как он опускается. И тогда изо всех сил рванулся в противоположном направлении. Вверх на пару метров, которые чуть не оказались для меня роковыми.

Выплыв на поверхность, я долго отплевывался, хватая ртом воздух, и, вместо того чтобы куда-то двигаться, лег на воду.

Не все сразу, сказал себе я. Восстанови дыхание. Осмотрись. Найди берег. И плыви к нему так быстро, как только сможешь.

Фонарь, прикрепленный к каске, мигал. Наверное, ударился обо что-то, пока я падал. Короткие вспышки (свет, тьма, свет, тьма) мерцали на черной, неподвижной воде, но эти блики не помогали глазам привыкнуть к темноте, даже наоборот. Однако в какое-то из светлых мгновений мне показалось, будто я вижу берег, и я поплыл в том направлении. Неторопливым, размеренным брассом.

Но.

То не была каменная кромка. Поверхность холодная, скользкая. Это лед, подумал я. Всего лишь лед. Лед задвигался. Что-то под водой коснулось моего колена.

Свет, тьма. Свет, тьма.

Предмет, которого я коснулся, был большим и белым, и, когда внезапная вспышка осветила его, он погрузился в глубину. Я слышал в темноте плеск воды, сомкнувшейся над ним. Будто над огромной рыбой-альбиносом.

Или же…

Вопли мои гулом и грохотом отдавались от свода, превратились в хор из тысячи голосов, наложенных друг на друга, хохочущих над моим страхом. Крики женщин, приговоренных Зибенхохом. Хохот ведьм, погребенных здесь, внизу. Вот что Гюнтер, по его словам, слышал. Вот что, должно быть, слышал Оскар Грюнвальд перед смертью, скорчившись в трещине скалы, как будто… Как будто увидел что-то ужасное, движущееся в воде. Что-то большое, холодное. И тут я снова почувствовал прикосновение к стопе. Более настойчивое. Я резко поднял ногу и погрузился с головой. В этот момент фонарь зажегся.