– Прости меня, Жека.

Лавруха поддержал меня, иначе я просто бы упала: прямо у гроба.

– Прости меня, прости меня…

– Успокойся, Кэт, ты ни в чем не виновата, – Снегирь с трудом оторвал меня от Жеки.

– Ты не знаешь, Снегирь… Нет, не так. Ты знаешь все… Это мы…

– Не здесь, Кэт… Если хочешь, потом поговорим. Выпьем и поговорим, – кажется, мы с Лаврухой поменялись местами.

Все эти два дня он был совершенно невменяем, и организация похорон полностью легла на меня. Теперь, когда все было кончено, силы снова вернулись к нему. Вот только меня эти силы оставили окончательно. Все-таки мы слишком связаны с Лаврухой: в одном месте убыло – в другом прибыло. Сообщающиеся сосуды.

– Тетя Катя, тетя Катя! – Катька-маленькая дернула меня за рукав. – А мама умерла, да?

Я присела на корточки и крепко прижала к себе худенькое тельце девочки. От Катьки-младшей остро пахло вымытыми волосами и ванильным печеньем: теми запахами, которые всю жизнь преследовали Жеку и которые я так любила.

– Мама не умерла. Мама ушла на небо… Ты же знаешь, Катюша…

– Я знаю, бог всех забирает на небо.

– Теперь мама будет смотреть на тебя с самого красивого облака. Ты найдешь самое красивое облако на небе, и там обязательно будет мама. И она тебя увидит. Она все видит.

– И сейчас?

– И сейчас…

– А почему у мамы глаза закрыты, тетя Катя? Нельзя видеть, если глаза закрыты, я сама пробовала. Ничего не получилось…

Я беспомощно смотрела на девочку. Я не умела разговаривать с детьми, дети всегда заставали меня врасплох.

– Тетя Катя, можно я скажу тебе что-то по секрету?

– Конечно, девочка.

Катька-младшая взяла меня за руку липкой от конфет ручонкой (конфеты сунул двойняшкам Лавруха) и отвела за ближайший склеп.

– Что, моя хорошая? – спросила я. Сердце мое разрывалось от любви и жалости.