– Вы удивительная, Катрин, – Херри-бой поднял очки на лоб и заморгал круглыми, как у птицы, глазами. – Вы столько сделали для острова. Вы вернули Голландии Лукаса Устрицу. Голландии и всему миру…

Мы с Херри стояли у музея. Купол по-прежнему матово поблескивал. Он парил в низком небе. А я… Я была счастлива. Или почти счастлива.

– Ну, показывайте ваше чудо, Херри, – я поправила ему очки и рассмеялась.

– Осторожно, Катрин. Ваш жених будет ревновать. А я – питать напрасные иллюзии.

– Ничего. Он войдет в положение… Сколько было работ в тайнике, Херри?

– Пятнадцать. И правая створка триптиха. Вы еще не видели ее. И не видели весь триптих целиком.

Он толкнул дверь музея, и я снова оказалась среди старых рукописей, гравюр и окостеневших от времени страниц. И все же это был совсем другой зал. Его стены дышали, они до краев были заполнены жизнью никогда не виденных мною людей: владелец рыбной лавки Рогир Лонгтерен оказался одноглазым пройдохой, а его сын Иос – юным красавчиком с самым восхитительным шрамом, который я когда-либо видела: нежная веточка вереска, да и только… В зале стоял слабый чарующий запах свежей рыбы – Лукас оказался замечательным мастером натюрморта: в рыбьих хвостах застыло небо и крыши Мертвого города, а в глазах угрей так легко было различить стриженые макушки детей… Краски совсем не потускнели со временем, они лишь оказались присыпанными золотистой золой веков. Мертвый город ожил, стоит открыть дверь – и он войдет в тебя, как входит ребенок с мороза, как входит в тело влюбленной женщины влюбленный мужчина… Херри-бой мягко коснулся моего локтя. – Идемте, Катрин. Триптих ждет вас…И я снова вошла в белый зал, где под толстым стеклом хранился триптих. Теперь он был собран полностью. Теперь все стало на свои места. Последняя, правая створка уравновесила первые две: скованный Зверь на самом краешке бездны и Новый Иерусалим, ослепительный и тихий, так похожий на любой маленький голландский городишко. Новый Иерусалим, утопающий в снегах и облаках…

Он укротил Зверя, Лукас Устрица, он укротил его одним лишь робким прикосновением кисти. Он действительно мостил дорогу. Но совсем не зверю. А богу, вознесшемуся над триптихом…

– Вы плачете, Катрин?

– Нет… Но сегодня… Можно я приду сюда завтра? I Одна?

– Завтра Рождество, Катрин. Я ведь пригласил вас на Рождество. Вас и вашу семью… Они такие милые, Катрин…

– Да…

– Хотите, я покажу вам самого Лукаса? Херри-бой взял меня за руку и подвел к триптиху. Молодой человек с аскетичными чертами лица и горькой складкой у губ. Небесный, счастливо избежавший страстей ландшафт, гладкий подбородок, в котором может затеряться целый сонм ангелов, и прикрытые глаза. В руках молодой человек держал кисть.