– Ты боишься? – ласково спросил Снегирь. – Ты все еще готова идти до конца, Кэт?

– Конечно, – я поборола тошноту и позволила себе улыбнуться Лаврухе.

– Этот старый хрыч, Аркадий Аркадьевич Гольтман, пригласил меня в феврале. Ванькина наводка, он обожает прикидываться экспертом. Ванька тогда был занят, поэтому поехал я. И сразу понял, что ей цены нет, этой картине. Ты ведь тоже поняла это, когда увидела ее. Тогда я не знал еще, что это Лукас Устрица, я только потом догадался об этом. Когда увидел заколку на плаще Девы Марии. Старику не повезло: он был специалистом по барокко и ни черта не смыслил в Северном Возрождении… Я прокололся только один раз – если, конечно, не считать Жеки… Я ляпнул старику, что это никак не меньше пятнадцатого века. Старик страшно загорелся – уж больно хороша была Мария… Ты – ты! – была хороша… Так вот, он сказал, что сейчас в Питере на каком-то там симпозиуме должен быть один голландец, специалист по пятнадцатому веку. Херри-бой, кто же еще… Наш пострел везде поспел.

Херри-бой! Так вот почему в его паспорте стояла февральская виза… Какая же я дура, черт возьми! Херри-бой был самым безобидным персонажем во всей этой истории, а я умудрилась навешать на него всех собак…

– Можешь себе представить, если бы этот хмырь увидел Деву Марию? Плакала бы моя доска…

– И ты сделал это.

– Точно. Я опробовал свой экстракт. Умная девочка. Доза была не смертельной, но старику хватило… У него было слабое сердце.

– Но почему…

– Почему он так прикипел к картине? Это же не просто быстро разлагающийся на свету яд. Он вызывает очень сильные галлюцинации. – Снегирь осклабился. – Эротического характера. Вот так-то, душа моя. Никаких порнокассет не надо.

– И что же ты сделал?

– Ничего. Просто принес с собой небольшую бутылочку. И смазал ею некоторые участки картины. Я бы сказал – интимные. Об эффекте тебе красочно поведал племянничек. А ты потом – мне, как соучастнику. Продолжать?

– Конечно, – я облизнула пересохшие губы.

– Потом наш друг Быкадоров. Это только вы, две влюбленные дуры, не знали, чем он занимается. А мы поняли друг друга, как только раздавили первую бутылку водки. А потом я написал его портрет, перед которым ты просиживала часами…

– Так это ты навел Быкадорова на коллекцию?

– Твой покорный слуга, – Снегирь тряхнул головой и щелкнул каблуками. – Он и раньше выполнял кое-какие заказы для меня. Вор он был от бога, что и говорить… А потом мы с Ванькой Бергманом…

– И Ванька?

– Нет, что ты… Честнейший человек, не чета нам с тобой. Он не знал ничего. Просто реставрировал кое-какие доски. Вот и все. Быкадоров эту картину подмел. И принес ее мне в зубах. Больше ничего меня не интересовало.