– Я решила попозже прикинуться, будто потеряла ребенка. Уже после того, как он обещает на мне жениться. И если бы он действительно на мне женился, то ничего из этого уже бы не случилось, – сказала Джуд, однако лицо у инспектора нисколько не смягчилось.

– Я делала себе накладной живот из старой поролоновой подушки, постепенно добавляя слой за слоем и нося просторную одежду для беременных. Чарли по телефону я говорила, как у меня болят и отекают ноги. Мне кажется, я тогда и вправду верила, что по-прежнему ношу дитя.

– А как же ваш сожитель? Он что, ничего не подозревал? – спросил детектив-инспектор.

– Он был музыкант и ездил тогда с гастрольным туром по Европе вместе со своей группой. Сроки его поездки все больше продлевались, так что он не видел меня несколько месяцев.

– А что вы говорили вашим друзьям, мисс Мэссингхем, вашей семье, наконец?

– Родители перестали со мною общаться, когда я им сказала, что ношу ребенка. Незаконнорожденное дитя для них было бы уже слишком. Что бы они тогда сказали своим друзьям по гольф-клубу? А я продолжала работать – мне были нужны деньги, – и на седьмом месяце взяла декретный отпуск. Объяснила, что должна уйти пораньше, потому что сильно повысилось давление и для безопасности ребенка мне велено держать ноги повыше. Девчонки на работе, конечно, были разочарованы. Они-то собирались устроить мне на прощание вечеринку… – Джуд скосила глаза на дочь. «О чем ты сейчас думаешь там, Эмма?»

Она рассказала детективу, как позвонила врачу сказать, что будет в отъезде – уедет на какое-то время с Чарли за границу. Так что ни на какое дородовое наблюдение ей ходить было уже не нужно.

Дальше она просто сидела дома, пытаясь придумать, что делать теперь. И с приближением дня Х, когда все раскроется, Джуд все сильнее предавалась убийственной панике. Чарли должен был вернуться через две недели, ожидая, что она уже изрядно на сносях и вот-вот родит ребенка. Как только он ее обнимет, то сразу все поймет, не так ли? Что было делать?

Совершенно дикие мысли стали являться ей в ночи. Она скажет Чарли, будто у нее опухоль, и ей просто не хотелось ему о том говорить. Он будет слишком потрясен этим и не станет особо расспрашивать. Или станет?

Она скажет, что дитя умерло. Тогда будет слишком много вопросов – и в итоге он уйдет.

– Для меня просто невыносима была мысль, что он меня бросит. Я должна была предъявить ему дитя. И вот я отправилась на вокзал Ватерлоо и села на первый же поданный под посадку поезд к югу. Я была совершенно не в себе, я вообще не представляла куда еду, – мне необходимо было найти какую-нибудь больницу с родильным домом.