Подняв крупный палец и указав им в сторону мистера Пиктона, мистер Дэрроу атаковал:

– Они скажут вам, что располагают подтвержденным «экспертами» вещественным доказательством того, что револьвер, из которого стреляли в детей Хатч, принадлежал их отцу, и воспользовалась им их мать. Но вся эта теория основывается на судебной «науке», о которой, как объяснят вам свидетели-эксперты защиты, еще не стоит и говорить. Потом обвинение сообщит вам, что у моей клиентки имелась финансовая и романтическая заинтересованность в смерти своих детей. Но, джентльмены, – досужие слухи местных кумушек еще не доказательство! – Распаляясь, мистер Дэрроу обернулся, чтобы взглянуть на галереи – то было первое в самом деле быстрое его движение. – И, наконец, они поведают вам, что моя клиентка вменяема, и, будучи вменяемой, заслуживает водворения в ужасную маленькую комнатку в тюрьме штата, привязывания к стулу – которому место скорее в подземелье какого-нибудь кровожадного средневекового тирана, нежели в Соединенных Штатах, – а затем ее следует подвергнуть ужасной мощи электричества до самой смерти – и все ради того, чтобы обвинение штата могло объявить, что дело закрыто, а жители могли наконец вновь обрести свое «спокойствие»!

Тут, внезапно осекшись и переведя дыхание, мистер Дэрроу беспомощно опустил руки.

– Ну конечно, так оно все и есть, а, джентльмены? Да, моя клиентка вменяема. И в ближайшие дни вы услышите – от людей, обладающих немалым опытом в этих делах, – что ни одна нормальная женщина не могла бы и не стала бы вершить такое насилие над собственными детьми. О да, обвинение приведет вам прецеденты – они расскажут массу жутких баек о женщинах, творивших подобные преступления в прошлом, признанных вменяемыми судом и в наказание навеки заключенных или же повешенных. Но, джентльмены, – прежние несправедливости не должны обнадеживать вас насчет допущения несправедливости здесь. Да, такие женщины были. Но вы узнаете – снова же от людей, тщательно изучавших сии дела, – что женщины эти тоже страдали от ужасных психических расстройств и что они пали жертвами той жажды, что управляет обвинением сейчас. Жажды не справедливости, но мести – мести и, пожалуй, в еще большей степени, дабы покончить с неловкостью, страха, порожденного отвратительным преступлением, не находящим никакого разрешения.

Расхаживая перед скамьей присяжных, мистер Дэрроу снова принялся терзать свою шею.

– Джентльмены, я не могу объяснить вам, почему все это случилось. Я не могу объяснить вам многих вещей – не могу объяснить, почему младенцы рождаются мертвыми и уродливыми, почему молнии и циклоны в одно мгновение без всякого предупреждения рушат жизни и дома и почему болезни уносят добрые, но невезучие души, оставляя прочих влачить долгое и бесполезное существование. Но я знаю, что такое происходит. И я никак не могу понять… если бы тем вечером с неба ударила молния и положила конец жизням этих троих несчастных деток – точно так же, как обвинение нынче старается положить конец жизни их матери, – стала бы контора окружного прокурора пытаться выманить у небес оправдание, чтобы жители этого округа и этого штата могли спать спокойно? Поскольку в конечном счете это единственное место, куда, вероятно, можно обратиться за оправданием того, что случилось на Чарлтон-роуд 31 мая 1894 года, – к небесам. Стараясь найти ответ здесь, в этом зале суда, вы лишь подавляете ужас. И потому вы – да, вы, и окружной прокурор, и все остальные участники – понесете ответственность. Детей миссис Хатч убил случайный преступник, но ее смерть станет совершенно иной. В самом деле, совершенно иной…