– Я стараюсь как могу, ваша честь, – ответил мистер Дэрроу и сел.

Судья обратился к мистеру Пиктону:

– Обвинение может вызвать следующего свидетеля.

Мистер Пиктон встал и глубоко вздохнул – и я заметил, как доктор крепко схватился за подлокотники своего стула, да так, что костяшки его побелели.

– Ваша честь, – сказал мистер Пиктон, – у обвинения на сей раз есть необычная просьба.

Маленькие глаза судьи Брауна распахнулись широко, как только могли:

– В самом деле?

– Да, ваша честь. Следующий свидетель обвинения – Клара Хатч. Кларе всего восемь лет, она не видела свою мать – свою родную мать, я хочу сказать, – больше трех лет. Не сомневаюсь, жители Боллстон-Спа, – тут мистер Пиктон окинул зал взглядом, в котором, по мне, могло быть и чуть больше, что называется, расположения к собравшимся, – снисходительны и деликатны в подобных вопросах, как и любая другая община. Но, с учетом вышеупомянутых особых соображений, обвинение пожелало бы попросить очистить зал на время свидетельских показаний Клары Хатч.

– Хм-м, – протянул судья Браун, дергая за одно из своих обезьяньих ушей. – Обычно я не сторонник закрытых заседаний, мистер Пиктон. По мне, они отдают Старым Светом. Но признаю, что вы, возможно, правы. Что скажете, мистер Дэрроу?

Встав еще медленнее, чем это было в его обычной практике, адвокат наморщил лоб.

– Ваша честь, – произнес он так, будто это далось ему с немалым трудом, – как и суд, мы признаем, что это особый свидетель, с которым нужно обходиться осторожно. Но – и я говорю это с весьма смешанными чувствами, – обвинение уже заявило, что эта маленькая девочка – главный свидетель. И она уже была на закрытом заседании, перед большим жюри. Сейчас, повторюсь, я сочувствую эмоциональности ребенка, но – ваша честь, от процесса зависит жизнь моей клиентки. Каков бы ни был возраст девочки – если ее слова могут отправить мать на электрический стул, что ж, тогда, полагаю, она должна суметь сказать их перед той же аудиторией и при том же давлении, что и все прочие свидетели, что должны здесь появиться.

Галерка, больше из своих эгоистичных соображений, нежели из каких-то еще, одобрительно зашумела; но судья на сей раз без колебаний пресек гул своим молотком.

– Суд осведомлен, – сказал он, холодно оглядывая зал, – о предвзятости наших зрителей в этом отношении – поэтому давайте обойдемся без дальнейших комментариев, или же я и в самом деле очищу зал, и быстро! – Прервавшись, чтобы взглянуть, сколько уйдет у зрителей, чтобы ему подчиниться (всего несколько секунд), судья снова посмотрел на мистера Пиктона. – Суд ценит заботу обвинения, – изрек он. – И могу заверить вас, если во время показаний девочки я услышу с галереи хоть звук упавшей булавки, я удовлетворю вашу просьбу. Но до этих пор, боюсь, первоочередными останутся соображения защиты. Девочка нервничает, это понятно – но обвиняемая тоже нервничает. Вызовите свою свидетельницу, мистер Пиктон.