«Все в порядке», – увещеваю я себя. Кто бы это ни был, он не знает, что дома кто-то есть, а в сад заглянуть можно только с тыльной стороны, обойдя дом. Я оглядываюсь на маму. Да, ее не будет видно. Мама нагибается, вырывает пару сорняков, выросших между булыжниками садовой дорожки.

Еще один звонок. А затем – шаги, хруст гравия.

Кто бы это ни был, он огибает дом.

Я мчусь в коридор, спотыкаюсь в спешке, распахиваю дверь.

– Есть кто? – Я повышаю голос. – Кто здесь?

Я уже собираюсь выскочить на улицу в носках, когда снова слышатся шаги по гравию и из-за угла выходит какой-то мужчина.

Полицейский.

В груди у меня все сжимается. Я не знаю, куда деть пальцы. Заламываю руки, ногти вонзаются в ладони. Наконец прячу руки в карманы. Нужно следить за лицом, это я помню – стараюсь выглядеть как можно спокойнее, но не знаю, как это изобразить.

Мюррей Маккензи улыбается.

– О, вы дома. Я не был уверен.

– Я была в саду.

Он смотрит на мои перепачканные землей джинсы и шерстяные носки, которые обычно надевают под резиновые сапоги.

– Я могу войти?

– Сейчас не очень подходящее время.

– Я ненадолго.

– Я собиралась укладывать Эллу спать.

– На минутку.

Разговаривая со мной, он подходит все ближе, и вот он уже на нижней ступеньке, на средней, на верхней…

– Спасибо.

Нельзя сказать, что он силой прорывается ко мне в дом, но я не могу придумать, как остановить его. Кровь шумит у меня в ушах, в груди давит, я не могу сделать глубокий вдох. Я словно тону.