– Потому что стены долгие годы не пропитывались бесполезными разговорами.

– Не пропитывались?

– Моя бабушка была глухая. Мы объяснялись знаками или записками.

За задним крыльцом начинался цветник, в котором преобладали три цвета: красный, темно-синий и королевский пурпур. Если ветер шевелил листвой, если цикада подавала голос, если пчела жужжала, кружась над розой, ни один звук не проникал сквозь открытое окно.

– Ты, наверное, хотел бы послушать музыку, – добавила Айви, – но я предпочитаю обходиться без нее.

– Ты не любишь музыку?

– Мне ее хватает в таверне.

– Я люблю зудеко. И западный свинг. «Техас топ хэндс». Боб Уиллс и «Техасские плейбои».

– И потом, музыка звучит всегда, если ты достаточно глубоко замрешь, чтобы услышать ее.

Наверное, он еще не научился замирать так, чтобы услышать ту музыку, которую слышала она.

Билли достал из кармана фотографию мертвого богомола и положил на стол:

– Я нашел ее на полу в комнате Барбары в «Шепчущихся соснах».

– Можешь оставить ее у себя, если хочешь.

Он не знал, как истолковать ее ответ.

– Ты ее навещала?

– Иногда я сижу рядом с ней.

– Я не знал.

– Она по-доброму отнеслась ко мне.

– Ты начала работать в таверне через год после того, как Барбара впала в кому.

– Я знала ее раньше.