Билли отпил чая.

Ворон наблюдал за ним, раскрыв клюв, будто кричал. Не издавая ни звука.

– И что они предсказывают насчет Барбары? – спросил Билли.

Пауза перед ответом могла толковаться двояко: то ли Айви обдумывала, что сказать, то ли мыслями была где-то далеко и ей требовалось время, чтобы вернуться.

– Ничего.

– Совсем ничего?

Она уже ответила. Повторять не собиралась.

И богомол с фотографии, лежащей на столе, ничего не сказал Билли.

– Откуда у тебя взялась эта идея, гадать по мертвым? – спросил Билли. – От бабушки?

– Нет. Она этого не одобряла. Набожная католичка, она полагала веру в оккультное грехом. И тот, кто верил в подобное, подвергал опасности свою бессмертную душу.

– Но ты не согласна с нею.

– И согласна, и не согласна, – ответила Айви даже тише, чем обычно.

После того как ворон съел мякоть третьей вишни, косточки остались лежать на подоконнике, бок о бок, – свидетельство того, что он признает принятые в доме правила аккуратности и порядка.

– Я никогда не слышала голос матери, – добавила Айви.

Билли не понял, что это значит, потом вспомнил, что ее мать умерла при родах.

– Еще будучи совсем маленькой, я знала, что мать должна сказать мне что-то очень важное.

Впервые он заметил настенные часы. Без секундной, минутной и часовой стрелок.

– Этот дом всегда был таким тихим, – продолжала Айви. – Таким тихим. Здесь учишься слушать.

Билли слушал.

– У мертвых есть что сказать нам.