– Подпиши. – Армилов перевернул листок и подвинул его к Громову. – Не бойся, тут все верно. Лишнего я не приписал. Читать-то умеешь?

– Кое-как, – ответил пастух. – А горничную и прочих я не убивал, так и знайте. Да и зачем мне? – Он взял перо, протянутое Армиловым, и поставил на листке закорючку.

– Проводите его обратно в камеру, – велел Армилов полицейским, вынимая из стола картонную папку и убирая в нее документ.

– Не я это, – сказал Громов уже на пороге, оборачиваясь через плечо. – И вам на меня этого не повесить!

– Думаете, правду говорит? – спросил Армилов, когда пастуха увели.

– Похоже на то, – сказал я. – В том, что он мог, напившись, прикончить приятеля, не сомневаюсь, но убивать женщин, продумывать преступления, ловко избегать поимки – нет, это почерк не пастуха.

– Но тогда кто прикончил всех этих… – полицмейстер неопределенно помахал в воздухе рукой. – Черт возьми, это дело начинает здорово утомлять, вы не находите?! – добавил он вдруг с раздражением.

– К сожалению, нахожу, – признался я. – Особенно удручает то, что не предвидится никакого существенного продвижения. Возможно, убийца давно покинул Кленовую рощу и не подкинет нам новых улик.

– Но у вас же есть какие-то версии, правда?

– Конечно. Однако это всего лишь догадки. Я не могу ничего доказать.

Армилов прищурился.

– По-моему, вы темните, Петр Дмитриевич, – заявил он недоверчиво. – Уверен, вы уже вычислили преступника.

Я покачал головой и сказал:

– Мне и хотелось бы похвастаться, но нечем.

– Ладно, даст бог, что-нибудь да обнаружится, – заявил Армилов. – Я слышал, начальство потребовало у вас отчет. Это правда?

– Увы. Пришла телеграмма из Петербурга.

Полицмейстеру это, конечно, было известно. Я не сомневался, что у него самые тесные связи с почтовым отделением деревни.

– Отправили?

– Нет.

– Что так?