– Да, мне тоже нравится, – сказал Поплавский. – Мир хоть иногда бывает рациональным.

* * *

Дорожка в полторы сотни метров, по которой я поднимался в ночь смерти Зельды, для машин была дистанцией плевой. Фургоны встали перед домом, а мы вчетвером выбрались наружу и в перчатках, как уже когда-то, вошли в сад с северной стороны. Шаг первый: осмотреть заднюю лоджию дома на предмет комнатных растений. Семь больших, в синих и белых фарфоровых горшках. Четыре пальмы, три папоротника. Майло через застекленные створчатые двери заглянул в дом и сказал:

– Милое местечко. Двигаемся дальше.

При свете дня террасный сад был великолепен: безупречно четкие живые изгороди зеленели изумрудом, единообразной высоты деревья кичились апельсинами, мандаринами и лимонами. Воздух был пряным от аромата цитрусов и богатства.

Несмотря на это, где-то сзади в моих пазухах затаился прогорклый дух зла; впрочем, его вряд ли чувствовали другие.

Понятно, ничего рационального; место, где лежала Зельда, было безупречно чистым. Как будто ее там никогда и не было.

* * *

Лиз, Грегор, Майло и я медленно спускались, осматривая по дороге цветы. Шипастые чайные розы цвели на шестиугольных кирпичных клумбах, поверх бегоний и барвинок. Последние имели терапевтические свойства (есть такой противораковый препарат винкристин). Ничто здесь не было нацелено на уничтожение жизни.

Дальше путь шел мимо статуй античных богинь-воительниц, за которыми открывался неожиданно невзрачный бассейн. Топиарный зверинец был, напротив, антиподом воинственности: кролики, белочки, котята, птицы.

– Я единственная, кому это кажется извратом? – подала голос Лиз.

– Маленький Диснейленд, – отреагировал Грегор Поплавский.

– Крипиленд[59], – проронил Майло.

Продолжив путь, мы приблизились к стене леса, где с утоптанным грунтом смешивались осколки кирпича. Раздвигая ветви, выбрались к центральному проходу, который я видел в Интернете. Примерно метр в ширину. Ответвления были поуже – не дорожки, а зазоры между деревьями.

Майло сделал ладонь козырьком и вгляделся внутрь. Земля под ногами здесь была бледнее, рыжевато-серая, а нависающие сверху ветви пресекали солнечный свет. Грунт был твердый, вероятно, с примесью разложившегося гравия.

Мой друг указал рукой. Мы сгрудились у него за спиной и увидели то, что привлекло его интерес: колея, бороздой проходящая через центральный проход.

– Тачка? – произнес я.

– Доктор Уилкинсон, что скажете?

Лиз пригляделась.

– Что-то с одним колесом, но груженное так, что врезалось в грунт, это точно.