«Вот это филиппика, просто новый Демосфен какой-то, — с грустным юмором говорил себе Смайли, — нет, здесь он Мэстону не ровня». И чем красноречивее и лицемернее становился Мэстон, тем сильнее его охватывало чувство безысходности и невозможности предпринять что-либо, чтобы противостоять этому откровенному эгоизму и беспардонности начальника. И на смену бессилию и панике пришла неконтролируемая ярость против этого претенциозного, юродствующего чинуши, лизоблюда, клоуна с седеющей шевелюрой и добропорядочной улыбкой. Лицо у Смайли покраснело, очки запотели, а в глазах закипели слезы, добавляя лишнее унижение к его позору.

Мэстон, милостиво не замечая его состояния, тем не менее продолжал:

— Вы же не можете ожидать от меня, чтобы я на основании этих ваших «фактов» заявил министру внутренних дел, что заключение полиции неверно. Уж вы-то, как никто, в курсе наших отношений с полицией. Итак, резюмируем. Все, чем мы с вами располагаем, это всего лишь ваши подозрения. Первое — это то, что поведение Феннана вчера вечером в отдельных моментах не совсем согласуется с его намерением окончить счеты с жизнью. И второе, его вдова сказала неправду — как вам кажется. На другой же чаше весов, дорогой Смайли, мнение опытных детективов, которые не обнаружили никаких противоречивых улик ни на месте происшествия, ни в обстоятельствах его смерти. Ну, и плюс ко всему этому заявление миссис Феннан, свидетельствующее об угнетенном состоянии души ее мужа после проведенной вами с ним беседы. Мне очень жаль, Смайли, но дела обстоят именно так, а не как-нибудь иначе.

Наступила продолжительная и тягостная пауза. Смайли медленно приходил в себя, оправляясь от разгрома. Вялый и равнодушный, он близоруко смотрел в одну точку, моргал и безвольно шевелил губами, его полное, покрытое морщинами лило все еще было в розовых пятнах. Это был если и не нокаут, то, во всяком случае, довольно сокрушительный удар по самолюбию и достоинству Смайли. Мэстон все ждал, когда он наконец заговорит, но толстяк явно выдохся и потерял ко всему интерес. Не взглянув даже на начальство, Смайли без единого слова поднялся со стула и вышел из комнаты. Бесполезность борьбы была для него очевидна. На сей раз обстоятельства были сильнее его. Он чувствовал, что дело было не только в Мэстоне. Он пришел на свое рабочее место и уселся за письменный стол. Механически перебрал накопившиеся бумаги. Входящих документов было немного: какие-то циркуляры по службе и личное письмо. Почерк на конверте был незнакомый. Он вскрыл конверт и прочитал письмо: