Муж был еще во дворе. Запряженная телега стояла у ворот. Ольга окинула взглядом избу. Желтые босоножки исчезли, также как и несколько комплектов белья и свадебная фотография Катажины из раскрашенного сундука. До тетки дошло, что новый платок она тоже не найдет. Ольга мысленно прокляла падчерицу. Положив Аллу, она сняла с гребешка Дуни несколько волосин, подожгла их и произнесла заговор на порчу, чтобы гадкая девица никогда сюда не вернулась. Остальные волосы она сунула за икону. С этой минуты над дочерью сестры будет висеть вечное проклятие. У Ольги тоже была сила. Только вот пользовалась она ею в иных целях. Не исцеляла, как знахарки, а наводила порчу.

— Господи, сделай так, что, если Алла умрет, на эту девку обрушатся одни несчастья, — попросила она, глядя на икону в углу избы. Только после этого она зажгла громничную свечу и, причитая, побежала к мужу.

* * *

Дуня бродила по лесу уже больше часа. Она вышла из дома до рассвета и в темноте сбилась с пути. Собиралась гроза, воздух был густой и горячий, как зимняя похлебка. Вот-вот разразится ливень. Иногда ей казалось, что она чувствует на лице единичные капли. Ей следовало поспешить, чтобы успеть спрятаться. Ее будут искать первые несколько дней. Дядька, скорей всего, отправит на поиски нескольких деревенских мужиков, которые проедутся на телегах вдоль тракта по направлению в город. Потом забудут. В дом тетки путь ей будет заказан. Землю свою она не вернет, но Дуня сама для себя решила, что лучше умереть, чем терпеть такое к себе отношение.

Ей требовалось хорошее место, чтобы схорониться. Голода она пока не ощущала. Перед тем как уйти, украла из кладовки буханку хлеба и колечко колбасы, но никаких угрызений совести по этому поводу не испытала. Она столько лет отказывала себе во всем. Не обеднеют от одного куска пальцовки. Если будет совсем плохо, то она хотя бы наестся вдоволь и бросится в реку. Ни поймать себя, ни выдать замуж, ни заставить жить по чьей-то указке она не позволит. Родительская земля ее не интересовала. Ей хотелось только освободиться. Пока она не придумала ничего лучше, чем спрятаться в старом сарае, бывшем доме ее родителей, на поле Залусских. Но она не знала, как добраться туда через пущу. Дуня шла быстрым шагом под падающими все чаще каплями дождя, зная, что если промокнет, то замерзнет и долго в лесу не протянет.

Она вышла на поляну, от которой вели в разные стороны три тропинки. Какое-то время Дуня стояла на распутье, не решаясь сделать выбор. Она закрыла глаза и решила отдаться в руки судьбы. Ноги сами повели ее. Пройдя несколько шагов, она споткнулась о корягу и чуть не упала. Открыла глаза. Дождь лил уже как из ведра. Девушка шла, кутаясь в платок, и вдруг увидела вдали хату. В одном из окон тлел огонек масляной лампы. Дуня обрадовалась, хоть и не представляла, кто может тут жить. Недолго сомневаясь, она подбежала к дому и постучалась. Дверь, висящая на одной петле, зловеще заскрипела. Никто не ответил. Тогда Дуня решительно толкнула ее. Внутри, у огня, сидела старуха в лохмотьях и что-то мешала в небольшом котле. Вокруг было грязно, пахло старостью и нищетой, но на почетном месте были расставлены православные иконы. Рушник на иконе Богоматери был белоснежный и накрахмаленный. Это подсказало Дуне, что бояться нечего.