Прокопюк лежал у ее ног. Она присела, повернула его голову. Он был неподвижен, лицо обгорело. По всей видимости, молния ударила его в самую макушку, потому что в кожаной ушанке прогорела огромная дыра, диаметром с громничную свечу. Череп Артемия в этом месте треснул, волосы расплавились и прилипли к коже, но он был жив. Открыв глаза, он быстро пришел в себя при виде склонившейся над ним Дуни. В эту же секунду он вскочил и побежал восвояси, словно от самого черта.

Дуня поднялась и непроизвольно улыбнулась. К ней пришло осознание того, что больше никогда ни Артемий, ни кто-либо другой не посмеет тронуть ее. Следом пришла другая мысль. Вести о ее способностях быстро разойдутся. Ее начнут бояться. О ней и без того говорили всякое. И хоть она сама до сих пор в это не верила, получается, что это, наверное, правда. Январским утром 1946 года, в день смерти ее матери, в руках польского солдата взорвалась винтовка, когда он хотел выстрелить в нее. Ей было всего шесть лет. Сейчас из-за нее молния чуть не убила Прокопюка. Она не желала им смерти, но они оба пострадали оттого, что пытались причинить ей зло. Она понимала, что это значит. В этих местах по-прежнему верили в колдовство и забобоны. Дуня расплакалась. Она не хотела быть ведьмой.

* * *

Миколай Нестерук решил на этот раз закончить пораньше. Кобыла с трудом тащила груженную до краев телегу. В ней не поместилась бы и алюминиевая тарелка. Металлолома было даже больше, чем надо. Кузнец, для которого Миколай собирал использованный металл, не перекует это все до самого Рождества. Вернуться в город Миколай планировал на следующий день, поэтому решил остановиться на поляне, чтобы лошадь поела свежей травы. Недалеко жила бабка Нина. К старой знахарке обращался за помощью еще его отец. Миколай привязал лошадь и пошел напрямик, чтобы, как всегда, раз в году попросить помолиться за упокой умерших и убитых во время войны. Он все надеялся, что его кум, Василь Залусский, скрылся где-то во время заварухи, так же как и он, и когда-нибудь вернется.

У колодца вместо старушки он увидел молодую девушку, которая лихо вытаскивала ведра и переливала свежую воду в бадью. Похоже было, что Миколай попал как раз на большую стирку, поскольку на веревках, растянутых в саду, висели белые простыни. Миколай снял шапку и уважительно поздоровался, но когда девушка повернулась к нему, он потерял дар речи. Ему показалось, что он увидел дух умершей невестки, ее инкарнацию. Девушка тоже молчала, угадывая его эмоции. Она неподвижно стояла с подвернутыми рукавами и доверчиво смотрела на Миколая.