— Слава Господу Иисусу Христу, — поприветствовала она хозяйку.

— Во веки веков, — ответила женщина.

Она подняла голову, обвязанную старым шерстяным платком. Схватилась за поясницу, ойкнула и вернулась в прежнюю позу, на корточки. Дуня подбежала, чтобы помочь старушке встать. Та была болезненно тощей.

— Бабушка, вам нужно прилечь! — Дуня подвела хозяйку к металлической кровати, на которой возвышалась давно не стиранная перина без пододеяльника.

— Я травок хотела наварить, — сказала старушка «по-своему» и замолчала, судорожно хватая воздух. — И не доварила. Сил совсем нет.

Дуня бросила свой мешок у двери и встала у очага. Она закончила кипятить отвар, процедила его и дала старушке. Та сделала глоток, обжигая губы.

— Себе я не смогла помочь, тебе тоже не смогу, — вздохнула женщина. — Мое время пришло. Корова у меня отелилась, но теленок мертвый. Второго Красуля родить не смогла. Надо убить ее, чтобы не мучалась. Пусть бы Бог забрал вот так и меня, ибо я уже ни на что не гожусь.

Дуня дотронулась до лба старушки. У женщины был жар. Вокруг носа свежие, едва подсохшие раны. Дуня подбежала к своему мешку, достала кусок хлеба, колбасу и стала кормить старушку, как ребенка, по кусочку. Потом накрыла ее периной до самого подбородка, произнесла короткую молитву. Шепот успокоил бабушку, она закрыла глаза, на ее лицо вернулась благодать.

— Пусть тебя Бог благословит, — шепнула женщина. — Если я умру, напиши на моей могиле Нина. Этого достаточно.

Дуня кивнула, а потом, сама не зная почему, наклонилась и прижалась к сухим плечам старушки. Пока они вот так лежали, обнявшись, Дуня снова ощутила присутствие матери. Ей казалось, что дух Катажины стоит у нее за спиной. Она была все такой же молодой, беременной и в зимней одежде. Такой, как ее запомнила шестилетняя Дуня. Она представила себе, что Катажина, улыбаясь, кладет ладонь на ее лоб и говорит: «Все хорошо». Очень давно, возможно, со дня смерти матери, Дуня не чувствовала себя настолько на своем месте. Это продолжалось недолго. Обернувшись, Дуня увидела, что в избе никого нет. Только бурый кот прошмыгнул между старых кастрюль на печке. Старушка уснула. Дыхание ее было спокойным и размеренным. Дуня, отходя от кровати, сказала, скорее, себе, чем ей:

— Я пойду к Красуле. Ты лежи, бабушка.

Выйдя за порог, в дверях она увидела небритого мужчину в ватнике. На голове помятая шапка, в зубах тлеющая сигарета без фильтра. Он промок едва ли не насквозь, с козырька шапки капала вода.

— Вот ты где, — сказал Артемий, ее несостоявшийся муж.

Он протянул к ней руку, но не успел схватить, так как она сделала шаг назад. В этот момент небо осветила молния, небеса разверзлись, и Дуне показалось, что она увидела ангелов, среди которых была и ее мать — Катажина. Лицо ее, в обрамлении платка, было белым, взгляд неподвижен, как у святых с православных икон. Дуня закрыла глаза, но не прогнала видения. Она уже не боялась их, стала привыкать. Вдруг она услышала сильный гром и почувствовала запах горелого.