Я знала, что этого никогда не произойдет. К тому времени я уже решила оставить Стюарта. Но не стала разубеждать его, разрушать его фантазии: да, дорогой, как скажешь. Позже мы еще несколько раз беседовали, и каждый раз на все ту же тему – что наша жизнь станет лучше не бывает. Он не говорил как человек, который собирается вышибить себе мозги.

– Все не так просто. Люди частенько убивают себя сразу после подъема настроения. Сезон самоубийств – весна, чтоб вы знали.

– Возможно. Но я знаю Стюарта, и знаю, что он себя не убивал. Он был слишком поверхностной личностью, чтобы такие вещи, как арест, беспокоили его более или менее долго. Он умел на все закрыть глаза, мог что угодно подвергнуть отрицанию. Он отрицал меня все эти годы, отрицал наш брак – вот потому-то и сумел заниматься всеми этими вещами так, что я про это не знала. Мы были чужими.

– Но вы достаточно хорошо его знаете, чтобы уверенно утверждать, что он не совершал самоубийства.

– Да, – твердо ответила она. – Эта история про липовый телефонный звонок вам, вскрытые замки… Такой замысловатый образ действий не характерен… не был характерен для Стюарта. При всей своей извращенности, он был очень наивным, почти простаком. Он был не из тех, кто разрабатывает планы.

– Чтобы заманить детей в подвал, тоже требовалось планирование.

– Вам необязательно мне верить. Мне все равно. Он причинил зло. Теперь он мертв. А сама я сижу в своем собственном подвале.

Она улыбнулась, но печально и как-то жалобно.

Лампа зашипела, плюясь. Женщина встала, чтобы поправить фитиль и подлить керосину. Когда она опять уселась на место, я спросил ее:

– Кто его убил и почему?

– Остальные. Его так называемые друзья. Чтобы он их не раскрыл. А Стюарт мог. Во время наших последних встреч он делал кое-какие намеки. Говорил что-то вроде: «Я не один такой больной, Кимми» или «У этих джентльменов все далеко не так хорошо, как все думают». Я понимала, что он хочет, чтобы я спросила у него, помогла ему это высказать. Но я не стала. Я была все еще в шоке из-за потери садика, сама сгорала от стыда. Я не хотела ничего слышать про других извращенцев. Обрывала его, меняла тему. Но после того, как его не стало, это пришло ко мне, и я все сложила воедино.

– Не упоминал ли он имена этих других «больных»?

– Нет. Но что еще он мог иметь в виду? Они приезжали его забрать, оставляли свои большие шикарные машины на подъездной дорожке, одетые в одинаковые спортивные куртки с логотипом Ла-Каса. Когда он уезжал с ними, то был в восторге. У него просто руки дрожали. Возвращался обратно под утро совершенно измотанный. Или на следующий день. Разве не ясно, чем они там занимались?