– За сколько?

– Не за деньги, мужик. За ширево. Он дал мне ширева. На неделю хватило. Хорошее ширево. А теперь пусти. У меня встреча.

– Кто был этот парень?

– Просто какой-то чувак. Англо. Вроде тебя.

– Как он выглядел?

– Не знаю, мужик, не могу соображать нормально.

– В углу, Рафаэль. Привяжу.

– Лет двадцать… пять или шесть. Низенький. Коренастый такой, крепкий. Накачанный. Светлые волосы, на лбу челка, о’кей?

Он описывал Тима Крюгера.

– А он сказал, зачем ему нужны кассеты?

– Он не говорил, мужик, а я не спрашивал. У него было чумовое ширево, ты понял?

– А ты не поинтересовался? Твою сестру прикончили, а ты не поинтересовался, почему какой-то чужой дает тебе дурь за ее кассеты?

– Эй, мужик, я не интересовался и не интересуюсь. Я ничего не думаю. Я просто падаю. Ща совсем упаду. Меня ломает, мужик! Псти!

– А твой брат знает про все это?

– Нет! Он меня убьет, мужик! Ты мне делаешь больно, но он меня просто убьет, поэл? Не говори ему!

– Что было на тех кассетах, Рафаэль?

– Не знаю. Я их не слушал, мужик!

Я из принципа отказывался ему верить.

– В угол. Привяжу. На просушку.

– Там была просто какая-то детская болтовня, мужик, клянусь! Я целиком не прослушивал, но, когда тот чувак предложил мне за них ширева, я немножко послушал перед тем, как отдать. Просто какой-то ребенок говорит с моей сеструхой. Она слушает, потом говорит: рассказывай еще, и он опять говорит.