Все еще моросило. Благодаря галереям зонтик не пригодился. Снова я его открыл, когда повернул налево с Сент-Оноре и прошел мимо своего отеля в другой конец площади. Загул по магазинам только начинался. Консьерж посоветовал универмаг «О Труа Квартье» на бульваре Мадлен, где я хотел купить джинсы, походные ботинки и прочие базовые вещи, а также «Мистраль» – книжный магазин за рекой, где продавались американские газеты.

В такси по дороге обратно в «Вандом» я просмотрел вчерашнюю нью-йоркскую «Дейли Ньюс» – самое последнее издание в продаже. Нашел заметку про агента талантов Уоррена Вагнера-младшего, которого обнаружили зарезанным в мужском туалете в Айдлуайлде. Полиция приступила к расследованию. Надо было прихватить его кошелек, чтобы все напоминало обычное ограбление. Но на меня подозрения упасть не могли. Я продолжал читать. Никаких новостей про погоню лейтенанта Стерна за Гарри Ангелом и ни слова о Деймосе. Ни в одной газете не нашлось некрологов Крузмарка.

У себя в номере я нашел на кровати зиккурат из элегантных тисненых коробок «Сулки». Разбирая коробки и опустошая сумки, я упивался ощущением и ароматом каждого предмета одежды, что вешал в армуар. От них пахло успехом. Тигры узнают друг друга по ярким полоскам и дерзкому мускусу. Богатые и могущественные узнают равных по дуновению дорогого одеколона или покрою одежды. Гарри Ангелу было насрать, что он носит. Для него идеальный галстук – это тот, который без жирных пятен. То, что я теперь именовал армуаром, он звал гардеробом. Фрукт, которым я был четыре дня назад, – обычное быдло.

Я увидел все это вмиг, как в развязке романа Агаты Кристи – все тайны разгаданы, все детальки головоломки складываются. Выше дела Джонни Фаворита Гарри никогда не прыгал. Он был простецким сыскарем: ловил беглых подростков, следил за гулящими супругами, откупался от шантажистов и распутывал грязные узлы каких-нибудь афер. Ангел думал, что понимает в жизни, тогда как был самым последним простофилей: он верил, будто тузы вроде Итана Крузмарка – это просто принаряженные бандюганы с глубокими карманами. Его главной ошибкой было думать, что перед 38-м калибром все равны. Балбес витал в мире фантазий, где дешевые детективы стоят в одном ряду с Рокфеллерами да Вандербильтами. А вот Джонни Фаворит соображал. Знал, что богатеи отличаются от простых обывателей, и хотел проникнуть в их святая святых. Потому-то он – нет, я – и продал свою душу.

Ощупывая новый путевый прикид, я думал, что сделка Джонни почти что окупилась. Он прожигал деньги, продал пару миллионов пластинок, помолвился с дочкой миллионера и готовился к великой соло-карьере. Потом пришли война, амнезия, семнадцать лет чужой жизни – и Луи Цифер. Ни хрена Цифер не настоящий Люцифер. Наверняка какой-нибудь ловкач из моих мракобесных времен. Член моего ковена, или как эта хренотень называется. Я не знал, что он задумал, но он уже сделал мне большое одолжение. Я заграбастал сорок косарей, жил на широкую ногу в Париже и стал прежним собой.