Я попросил водителя проехать длинным крюком по набережной и высадить меня у café-tabac Рейнара. Внутри Альфонс облокотился на стойку и точил лясы с клиентом в берете. С его нижней губы висел дымящийся «Житан». Он показал взглядом, чтобы я дождался своей очереди. Я болтался у столика с мини-футболом, пока клиент не допил свой бренди и не направился на выход. Я подошел к стойке. Альфонс поставил чистый стакан, налил коньяк и заново наполнил собственный снифтер с короткой ножкой. Молчаливый салют со стаканами на уровне глаз.

– Приходила полиция, спрашивала о тебе, – сказал он по-французски.

– Qu’est-ce qu’ils veulent?[312]

Ему не понравилось, что к нему в гости шастали les flics.

– Спрашивали, где ты живешь, – Рейнар заговорил по-лягушачьи медленно, чтобы даже Янки Дудл Джонни понял каждое слово.

– И что ты им сказал? – В этот раз le francais[313] мне удался.

– Je dis que je ne sai pas. Vous êtes un client. Comment puis-je savoir ou vous habitez.

Альфонс ничего не сказал копам. Я клиент. Откуда ему знать, где я живу?

– Bien, – сказал я. – Appels telephonique.

Никаких звонков не было, ответил Альфонс.

– Ладно, – сказал я. – Pas plus d’appels téléphoniques, – больше никаких телефонных звонков и не будет.

Я знал, что копы придут. Надавят на Рейнара. Сам облегчил им работу – оставил его номер там, где его найдут. Мне нужно было знать, крыса ли Альфонс, mon vrais copain. Хорошо, что он прошел проверку. Не придется его убивать. У меня и так выстроилась целая очередь. Я положил на цинковую стойку банкноту в десять тысяч франков.

– Au revoir! – «до свидания».

Я направился к двери.

– Non, – ответил Альфонс. – Adieu, Джонни. – «Прощай», сказал он.

Утрамбованный земляной пол в подвальчике оказался твердым, как бетон. Каждый удар киркой отдавался в руках. Спустя полчаса я едва ли поцарапал поверхность и выдолбил грубый прямоугольник в два метра длиной, метр шириной и где-то десять сантиметров глубиной. Мерцающая керосиновая лампа на деревянном стеллаже отбрасывала пляшущие тени на каменные стены. Мой «Манхэттен» испускал закатное сияние. Я взял стакан и щедро отхлебнул.

Раздевшись до пояса, я горбатился, как путевой рабочий, который кладет рельсы в августе. Непривычные к ручному труду мягкие розовые ладони покрылись мозолями. Дорогие перчатки из свиной кожи, которые я купил в Хартфорде, не спасали. Когда около семи я прервался на перекус, примитивная подвальная могила углубилась на полметра.

Я устроил пир из хлеба, сыра, корнишонов и последней бутылки бордо на столике перед гостеприимным огоньком. В своем тайном убежище я чувствовал себя в безопасности. Только Крис Д’Оберен знал, где меня найти. Когда Альфонс сказал, что рядом вынюхивают копы, я понял, что инспектор Ленуар поставил у café-tabac слежку. Префектуре хотелось знать, куда я ходил после таинственных звонков с таксофонов.