Буря, разыгравшаяся в душе Антоньеты, вырвалась наружу несколькими часами позже. Тем вечером у них в доме должна была собраться светская публика – друзья ее родителей. Девушке было очень трудно примирить одно с другим: то, что она видела днем в морге, и привычный изысканный ужин в их собственном доме. Ведь только денег, потраченных на поданное к столу вино, с лихвой хватило бы на похороны всех убитых мальчишек, за которые нечем заплатить нищим матерям.
Сначала Антоньета отказалась выйти к ужину. Она лежала в своей комнате в полной темноте и плакала. Мать дважды поднималась за ней. Антоньета обещала скоро спуститься, но обещания своего так и не выполнила. Наконец в дверь ее комнаты по-генеральски решительно постучал отец. И сказал, что все ее ждут, что он приготовил для нее сюрприз и ужин не подадут, пока она не присоединится к гостям. Чтобы дело не обернулось серьезным скандалом, Антоньета согласилась ненадолго появиться внизу. Она кое-как привела себя в порядок. В зеркале отражалось лицо обласканной судьбой девушки, которой не надо слишком стараться, чтобы выглядеть лучше всех.
Антоньета вошла в гостиную, вяло поздоровалась с некоторыми из гостей и взяла стакан минеральной воды, в то время как все остальные пили шампанское. Генерал встал и, чтобы привлечь общее внимание, аккуратно постучал ложечкой по тончайшему хрустальному бокалу. И объявил, что сегодня у них имеется много поводов для праздника, но есть и один особенный, очень значимый для него самого и его супруги: их дочь Антоньета в очередной раз получила самый высокий средний балл на своем курсе.
– Мы уже успели привыкнуть к таким результатам, но сейчас решили, что дочь заслужила и соответствующую успехам награду, – сказал он командирским голосом. – Поэтому я хочу вручить нашей талантливой красавице дочке вот эти ключи. Пусть они станут символом блестящего будущего, которое ждет ее впереди. А еще эти ключи пригодятся для того, чтобы открыть дверцу и сесть за руль нового синего
Антоньета вспыхнула, из глаз ее потекли слезы. Гостям показалось, что плачет она от радости и от избытка чувств, не умея их сдержать. Но на самом деле сдержать она не могла совсем другие эмоции. Ее душили боль и возмущение. Когда отец подошел к ней, протягивая ключи, и попытался обнять, Антоньета с трудом выдавила из себя лишь одно слово: “Нет!” Сперва произнесла его шепотом, словно обращаясь к себе самой, но затем стала повторять как мантру: “Нет! Нет! Нет!” С каждым разом все громче, пока не перешла на крик, в котором выплеснулась вся вулканическая сила ее чувств. Гости оторопели. Мать растерялась. Генерал побагровел и не знал, как поступить и что тут можно сказать.