Несколько часов спустя Национальный избирательный комитет огласил итоги голосования. Венесуэла и весь мир узнали: оппозиция победила с небольшим, но достаточным перевесом в голосах, чтобы помешать проведению предложенных президентом серьезных изменений, которые касались шестидесяти девяти статей действующей в стране Конституции.

Оппозиция и студенчество ликовали, празднуя первое поражение Уго Чавеса за все время его правления. Телекамеры запечатлели, как Антоньета целует своего жениха Артуро Солиса.

В правительственном дворце Чавес, оставшись один, не мог справиться с приступом ярости. Он крушил стулья и разбил стеклянный стол. Донато Хиль слышал шум, но никак на него не реагировал. Никто и никогда не узнает о том, что происходило там, внутри. Во всяком случае, он, Донато, будет нем как могила. Дождавшись, пока в кабинете наступит тишина, помощник Чавеса наконец собрался с духом, чтобы войти и подать президенту кофе, полный кофейник кофе. Был час ночи. Хиль робко открыл дверь и увидел, что кабинет погружен в непроглядный мрак. Светился лишь кончик сигареты, которую курил Уго. Тот сразу же велел помощнику включить свет. Лампы осветили картину страшного разгрома: опрокинутые стулья, перевернутое кресло, разбросанные по полу бумаги и десятки валяющихся повсюду окурков. Но больше всего поразило Донато лицо Чавеса. Таким он еще никогда его не видел. На перекошенной физиономии застыла гримаса дикой усталости, гнева и жестокого отчаяния. Донато с тревогой заметил на столе перед Уго два старинных пистолета, когда-то принадлежавших Симону Боливару, а также пистолет “Глок”, с которым президент никогда не расставался. Донато не нашелся что сказать. И решил, что лучше ему сейчас вообще не раскрывать рта, а просто налить Чавесу кофе и как можно быстрее удалиться. Когда он уже подошел к двери, Уго позвал его.

– Мы не проиграли, Донато, – сказал он с показным спокойствием. – Мы многому научились.

На следующий день президент, переживший бессонную ночь и умело скрывавший свое жуткое настроение, устроил пресс-конференцию и обратился к нации. На экранах он появился в окружении высокопоставленных военных, в том числе и нескольких генералов, которые пытались встретиться с ним накануне вечером. Всем радио- и телеканалам было приказано транслировать речь Чавеса. На сей раз он решил доказать, что самый последовательный демократ в стране – это он. Президент признал свое поражение и сначала говорил в примирительном и спокойном тоне. Он словно превратил официальную пресс-конференцию в некое подобие беседы в кругу друзей, показанной в прямом эфире. Но тон его менялся по мере того, как Чавес развивал свои идеи. Ровный голос президента постепенно становился все тверже и тверже, а потом в нем зазвучала угроза.