Фьоула молчала.

– Нет ничего хорошего и плохого, – продолжала Ката. – Есть только правильное. То, что правильно, исходит от тебя самой, а все же при этом оно больше тебя. Оно везде и проявляется само собой, если ему не мешать… Если смотришь на животное, которое реагирует на грозящую ему опасность или голод, то понимаешь это. В его жизни нет понятий «хорошо» и «плохо», а есть только обстоятельства, которые возникают и требуют ответных действий, которые не хороши и не плохи, а просто – правильные.

Ката сложила охлаждающие перчатки вместе и вынула из них руки. Они были белыми, как у мертвеца; ногти фиолетовые, острые.

– Чем более реальной становишься ты сама, тем нереальнее становится мир. Кто это сказал? – Она больше не воображала, будто Фьоула слышит ее. – Я стала думать по-другому, чем раньше. Наверное, я заорала бы, если б кто-нибудь вогнал мне иголку под ногти, – но не от страха: его у меня больше нет. Я сделана из того же материала, что и раньше, только все, что было во мне огнеопасного, сгорело; все ненужное ушло, остался только костяк.

Фьоула по-прежнему молчала. Из прибора возле кровати доносилось успокаивающее попискивание.

– Да, вот оно как, – продолжала Ката. – Я вижу вещи такими, как они есть. – Замолчала и попробовала точнее сформулировать это для себя; она все еще чувствовала страх и радость, но теперь чувства были более далекими, чем прежде, – как будто вещи, раньше заполнявшие ее голову, грудь или живот, сейчас выставили в витрину, и они стали просто предметами среди других предметов, и к ним стало невозможно относиться серьезно – если только ты не был совсем уж наивным. До этого момента Ката размышляла над причиной таких перемен; но потом ей надоело, и она стала принимать как данность, – что вот теперь она сама может выбирать, что заинтересует ее и «захватит ее всю целиком» и с большей силой, чем она привыкла. Больше этому ничего не мешало.

– Я собираюсь завершить начатое, – сказала она, – как выражаются мужчины. Он меня боится. И у него есть слабости, я их видела… Мне как-то сказали, что моя агония будет долгой и трудной. Но со всякими пророчествами тебе гарантировано только одно: они сбываются не так, как мы думаем. Я готова встретить что угодно. Но умру не я, а другие. На самом деле речь идет не об агонии, а о войне, и это она будет долгой и трудной. А как же иначе?

Она отвела взгляд от штор. Воздух в комнате был сухим и удушливым.

– Надо проветрить, – сказала Ката и встала. Подошла к окну и откинула шторы.

Ее взору предстал лес, видный как бы с вершины горы. Лесной покров тянулся до самого горизонта и напоминал зеленое шепчущее море. В этом покрове виднелись отдельные гигантские деревья, сучковатые, раскидистые, вздымающиеся из зеленой шири, как горбы. С одного дерева взлетела птица величиной с орла, отчаянно замахала широкими крыльями, потом стала просто парить над лесом без движения, но вот камнем бросилась вниз и улетела, неся что-то в когтях.