– Неужели? – спросил я. – Поскольку я должен открывать четвертый акт, у тебя есть пятнадцать минут. Попробуй убедить меня, что это вовсе не то, что я думаю.
– О боже, – сказал он и отвернулся.
Я рискнул сделать шаг в его сторону.
– Скажи мне, что ты этого не делал, – прошептал я, боясь говорить громче. – Что не убивал Ричарда.
Он закрыл глаза и сглотнул.
– Я не хотел.
В мою грудь будто врезался стальной кулак, выбив воздух из легких. Кровь на миг застыла и загустела: медленно, как морфин, потекла по венам и артериям.
– Джеймс, нет!
Мой голос треснул. Разломился напополам. Не оставив ни звука.
– Клянусь, я не хотел… ты должен понять, – произнес он с отчаянием. – Это был несчастный случай, как мы и предположили.
Теперь он шагнул ко мне, но я попятился, чтобы он не мог дотянуться до меня.
– Просто несчастный случай, – повторил он. – Оливер, прошу!
– Стой там, – прохрипел я, выталкивая слова из глотки. – Не двигайся, не подходи слишком близко. Выкладывай всю правду.
Мир, казалось, замер на оси и балансировал на кончике, готовый рухнуть. Звезды безжалостно сверкали над головой: рассыпанные по небу осколки стекла. Каждый нерв в моем теле превратился в живой провод, сжимающийся от прикосновений промозглого мартовского воздуха. Джеймс был дьявольски бледен, высечен изо льда: не мой друг и даже не человек – нечто иное, хладнокровное, змееподобное.
– После того, как ты ушел наверх с Мередит, с Ричардом что-то случилось, – начал он. – Как тогда, на Хеллоуин, только хуже. Он выбежал из Замка в своей… неудержимой ярости. Ты бы его видел, Оливер! Это смахивало на взрыв сверхновой. – Он покачал головой, на лице проступили страх и благоговение. – Филиппа и Александр попытались поговорить с ним, но добром это не кончилось. Он едва не проломил головой Александра стену, и ребята решили с ним не связываться. А потом он кинулся в сад. Рен и я… мы сидели за столом. Мы и понятия ни о чем не имели, а он появился с таким видом… дескать, он сокрушит все, что встанет у него на пути. Он направился в лес – ума не приложу зачем… и Рен попыталась его остановить.
Он запнулся, зажмурился, наверное, сила воспоминаний была слишком велика, слишком остра, мучительна.
– Боже, Оливер! Ричард схватил ее, и, я клянусь, мне показалось, что он переломает ей все кости. Он швырнул Рен на землю – отбросил почти на другую сторону сада, но она едва помнит это, так сильно она была пьяна. И он умчался в лес, а она лежала и рыдала, рыдала… Это было ужасно. Я поднял ее и уложил в постель. Примерно через час она перестала плакать и начала повторять без конца: «Иди за ним, он что-то с собой сделает». Я послушался.