– Возможно, мы так и сделаем, Унаи, – кивнул Герман, оценив идею. – А может, тебе тоже с нами поехать?

«Я не могу, – подумал я. – И ты отлично это знаешь».

– Неплохая мысль, – соврал я. – Можем вернуться к ней после праздников.

Я понимал, что в понедельник рано утром мне не следовало выходить на пробежку. Что улицы будут принадлежать не мне, а пьяницам и запоздалым любителям свободного секса. Но превыше прочих соображений не выносил мысли, что мы с Альбой будем разделены, не выносил холодности, к которой нас обязывала ее должность, когда она общалась со мной у себя в кабинете.

Надев легкую толстовку с капюшоном, я выбежал из подъезда на площадь. Было все еще темно и прохладно. Я бежал, готовясь к встрече зари во всех смыслах этого слова[47].

Побегал по пешеходным улицам, обогнул Средневековый квартал, стараясь держаться подальше от мест, где днем играл оркестр, и устремился по бульвару Флорида, оставив справа от себя парк, чьи толстые стволы и густые кусты защищали от нескромных взглядов лежащие на земле пары, которые познакомились полчала назад и стремились подарить друг другу настоящую любовь.

Через полчала я почувствовал себя идиотом, достаточно пафосным, чтобы в мои годы носиться с такими глупостями, поэтому в отчаянии повернул в районе дома Де-лас-Хакекас в самом начале бульвара Фрай-де-Франсиско-де-Витория. Белые атланты, державшие балконы, воздевали руки над головами, лица же их изображали страдание. У меня тоже болела голова от бесконечных размышлений, от мозговых штурмов, от невозможности приблизиться к цели.

И тут я ее увидел. В городе все еще было темно, глубокое синее небо обещало скорый рассвет. Альба бежала в наушниках, не обращая внимания на каких-то типов, свистевших вслед и отпускавших при ее приближении неразборчивые замечания.

А потом она увидела меня.

– Что слушаешь? – спросил я, пристраиваясь к ней сбоку.

– Wonderwall, версия Эда Ширана[48]. – Альба протянула мне один наушник.

«Это ты – wonderwall», – подумал я.

– Почему ты ее слушаешь? – поинтересовался я в следующий миг.

– Стараюсь абстрагироваться. Эта неделя будет решающей, Кракен.

С меня было довольно. Я замедлил бег. Белый проводок потянулся вслед за ней, и ей тоже пришлось остановиться возле меня под одним из огромных индийских каштанов, росших вдоль бульвара. Интересно, сколько ей все-таки лет?

– Слушай, я не хочу быть сейчас Кракеном! Не хочу, чтобы сейчас ты говорила со мной о деле, интересовалась моими травмами, моей женой. И я ничего не хочу знать о твоем муже. Я хочу, чтобы между нами было нечто большее, чем несколько минут каждое утро, чтобы мы были такими, какие есть на самом деле. – Я почти кричал. Моя вспышка удивила даже меня самого: ничего подобного я говорить не собирался.