Я не из тех, кто легко поддается приступам ярости и швыряет вещи, особенно если заплатил за эти вещи благодаря опасной работе с надбавкой за постоянный риск, хотя признаюсь, что едва не стал одним из маньяков-разрушителей. И все-таки я понимал: семья, которая когда-то у меня была, такого не заслуживает.

Сдерживая ярость и слезы, я вытащил из-под кровати пустую коробку и сложил в нее все фотографии из прошлой жизни. Надо продолжать жить. Пересечь эту черту. Позволить прошлому стать прошлым. Дать им уйти.

Я нашел толстый маркер, заклеил коробку и надписал: «Паула и дети». Побрился, еще раз сполоснулся в душе, оделся, позавтракал и спустился на парковку. Коробку с фотографиями я поставил в багажник «Аутлендера». Пусть собирает пыль на чердаке дедушкиного дома в Вильяверде.

В офис в Лакуа я явился в собачьем настроении, вялый и мрачный, не желая никого видеть и ни с кем говорить. Поднялся прямиком в свой кабинет и принялся заполнять старые отчеты.

В дверях показалась длинная рыжая челка Эстибалис. Затем вошла она сама – тихонько, явно намереваясь прощупать почву. Мигом заметила, что на плечи мне давит еще один груз, не только различие в наших мнениях насчет ее брата.

Подошла ко мне, пристально посмотрела в глаза. Думаю, она знала меня достаточно хорошо, чтобы сообразить, что не стоит подбрасывать дрова в огонь.

– Ты слышал про Тасио?

– А что я должен был слышать про Тасио?

– Он выходит из тюрьмы через пять минут. Там уже все наши телеканалы, не говоря о европейских и американских. Если не ошибаюсь, прибыли даже двое журналистов из Южной Африки.

– Шутишь?

– Слушай, не знаю, какая муха тебя сегодня укусила, но скоро мы его увидим, и тебе станет легче, – сказала Эсти, тесня меня задницей и наклоняясь к компьютеру, чтобы установить связь. – Итак, наш герой через двадцать лет. На этот раз не тебе одному выпала честь его увидеть. Все замерли в ожидании. Еще бы, двадцать лет прошло!

– Если б ты знала… – с неохотой отозвался я.

Мы уставились в экран, где шла трансляция национального канала. В прямом эфире можно было видеть вход в тюрьму, перед которым скопилось столько камер и микрофонов, принадлежавших журналистам со всего мира, а заодно и частных лиц, вооруженных плакатами, требующими его головы, что между ними едва просматривался проход для заключенного.

Тасио, как всегда, держался над ситуацией и превзошел все ожидания.

За белыми микроавтобусами Си-эн-эн и «Би-би-си ньюс» появился черный лимузин длиной в несколько метров с затемненными окнами. В этот момент появился человек в капюшоне. Высокого роста, в дорогом костюме. Увидеть лицо не удавалось, потому что поверх него был накинут капюшон толстой куртки «Барбур»[49].