– Знаешь, что означает слово
– Разновидность терапии, которую назначают некоторые британские психиатры, – выпалил я. – Стена, где больные вешают фотографии членов семьи, друзей или мест, ради которых стоит жить.
– Я имела в виду другое.
Затем накинула капюшон толстовки мне на голову, застегнулась и тоже надела капюшон.
– Это приглашение поцеловать тебя или что-то в этом роде? – спросил я, не понимая.
«Прости, но ты мой шеф, и я вынужден поинтересоваться, все ли тебе понятно», – подумал я.
– Тебя знает в лицо половина Витории, мы не можем заниматься этим посреди улицы, – сказала Альба из тени от капюшона.
– Согласен.
«Согласен».
– Тогда побежали к моему дому в капюшонах, – предложил я. – Побежим быстро. Люди, которые встречаются на улицах в это время, слишком пьяны, чтобы обращать внимание на двоих озабоченных бегунов.
Альба меня не подождала и побежала в сторону центра. Она была отличной бегуньей, и мне стоило некоторого труда ее догнать. За четыре минуты двадцать секунд мы одолели восемьсот метров.
Почти одновременно добежали до моего подъезда. Все еще было темно. Я достал связку ключей, нащупал нужный и открыл дверь. Альба пересекла темный вестибюль, направляясь в сторону лестницы, но я знал, что это невозможно.
– Сюда, – еще не остыв, я преградил ей путь.
– Сюда? – переспросила она; ее дыхание еще не восстановилось после пробежки и было частым и глубоким.
– Не беспокойся насчет шума: моим соседям лет сто, и они глухие, как кроты.
Мы делали это яростно, отчаянно, без нежности, как два солдата, которых отправили на фронт и они знают, что могут погибнуть. Что ж, с нашей непростой жизнью именно такими солдатами мы себя и чувствовали.
Альба сунула руку мне в штаны, нашаривая мой эрегированный член. Я тоже просунул руку между ее трусами и животом, нащупывая пальцами горячее влажное лоно.
– Сейчас проверим эластичность этой ткани, – пробормотал я.