– А может, на всех нас лежит проклятье, – откликнулся я.
– Не говори глупости. Это всего лишь жизнь, всего лишь чертова жизнь, – сказал Герман.
– Теперь нам остается одно: быть достойными наших умерших женщин, – проговорил дед.
«Это не так просто, дедушка, – подумал я. – Я всего лишь негодяй, который их недостоин».
– Идемте, дети. Пора где-нибудь перекусить. А то вы похожи на два привидения. Герман, давайте-ка пообедаем втроем у Унаи. Я привез читчикис[55] из мясной лавки Пако.
Я знал, что одно лишь напоминание о любимом блюде утешит моего брата. Главное, чтобы он не сидел один у себя в квартире, где все напоминает о Мартине, а с нами он поплачет вдоволь и без утайки. Дед сполна хлебнул горя и за свои девяносто четыре года похоронил много сотен людей; можно было расслабиться и отдаться на волю его разумных и своевременных решений и забыть о том, что ты взрослый.
Чтобы быть верным истине – а я готов поклясться, что именно так все и было, – смерть Мартины принесла моменты, когда моя вера в человеческий род восстановилась. Меня окружили сочувствием и солидарностью: все те, кто хотя бы раз появился в моем ежедневнике, постоянно мне звонили.
Все без исключения.
Люди беспокоились за меня и за моего брата, утешали обоих. Я понял, что горе сплачивает людей, быть может, больше, чем радость, потому что о хорошем мы, неблагодарные, быстро забываем.
Один звонок запомнился особенно: это был Марио Сантос, журналист из «Коррео Виториано». До сих пор мы соблюдали разумную дистанцию в наших симбиотических отношениях, в которых он получал информацию для своей газеты, а я следил за тем, чтобы под сенью его сдержанного пера наши расследования не были истолкованы неверно. Но сейчас все это было не важно.
– Инспектор Айяла? Вам сейчас удобно говорить? – спросил он, когда я ответил на звонок.
– Не хуже и не лучше любого другого момента, Марио. Тебе что-то нужно?
– Честно сказать, сегодня я звоню тебе не как журналист, Унаи, – ответил он, впервые за многие годы назвав меня по имени. – Статью я уже написал, отредактировал и отправил. Звоню тебе, чтобы выразить соболезнования в том, что случилось с твоей подругой.
– Да… – удивленно пробормотал я. – Спасибо, Марио. Я тронут.
– Представить не могу, что все вы сейчас чувствуете. Никто не готов к такой ранней смерти. Не знаю, как семьи это переживут. Правда, не знаю, – выпалил он хрипловатым от волнения голосом.
– Это звучит иронично, но, думаю, в некотором смысле все мы считали себя готовыми к тому, что Мартина нас покинет. У нее была тяжелая форма рака, она боролась как зверь, но наступили моменты, когда… Не знаю, сталкивался ли ты с этой болезнью, но были тяжелые минуты, когда мы думали, что дни ее сочтены. Однако затем ей становилось лучше. Иногда без видимых усилий. Мартина выздоравливала. Настоящая насмешка судьбы – умереть сейчас, когда болезнь позади…