Мария Хесус ждала нас возле раскидистого дуба у входа на свой участок. Чуть в отдалении виднелся кокетливый огородик, так же тщательно ухоженный, как и его хозяйка, улыбчивая шестидесятилетняя женщина. Волосы, тонкие, короткие и седые, напоминали шерстку полевой мыши. Спокойная улыбка человека, который никуда не спешит и не смотрит то и дело на экран своего дорогого телефона, хотя мне говорили, что она неплохо зарабатывает этими своими детскими сказками.

– Добрый день, Мария Хесус. Спасибо, что согласились с нами встретиться, – улыбнулась Эстибалис и протянула ей руку. – Это мой напарник, инспектор Айяла. А я инспектор Гауна.

– Зовите меня Чуса. Хотите чаю из горных трав? Я их сама собираю. Однажды чуть в пропасть не свалилась, – призналась она. – Так что отказываться нельзя, этот чай едва не стоил мне жизни.

– С удовольствием попробуем, – ответил я.

В дом мы так и не вошли. На заднем дворике было просто замечательно! Дул легкий ветерок, шелестели листья – дуба. Мы уселись возле позеленевшего от времени кованого стола.

Чуса подала нам чай, такой ароматный, что, казалось, сама горная свежесть вливается в нас глоток за глотком.

– Что привело вас сюда спустя столько времени, инспектор Гауна? – обратилась она к Эсти. – Вы сказали по телефону, что хотите поговорить о пожаре у Венансио Лопидана в восемьдесят девятом году, верно?

– Признаться, я очень удивилась, обнаружив в этом отчете имя женщины, – улыбнулась Эсти.

Чуса поставила на стол чашку. На лице ее отразилось разочарование.

– У всех один и тот же вопрос: как могла женщина возглавлять пожарную команду?

– Наоборот, Чуса, – мигом возразила Эсти. – Увидев твое имя, я сразу же почувствовала огромное уважение. Представляю, какую нужно было иметь волю, чтобы командовать мужиками двадцать пять лет назад.

Она пожала плечами.

– Мне нравилась моя работа, к тому же я мечтала покончить с бесконечными пожарами в наших краях. В те годы летние месяцы были просто ужасны, то и дело сыпались звонки о пожарах. Я не вылезала с работы. Но после того поджога, когда погибли спящие люди, все посчитали меня сумасшедшей, а чиновники перестали мне доверять. Во время пожаров мне больше не подчинялись, работать стало опасно. Я почувствовала беспомощность и решила все бросить. Сейчас иллюстрирую детские книги. Это гораздо спокойнее.

– Простите, но вы упомянули поджог, когда погибли спящие. Что это значит?

– Да, я так его с тех пор называю. Как только мы туда прибыли, чтобы затушить остатки пожара, я сразу поняла, что это умышленное преступление. Все загорелось мгновенно: кто-то осуществил поджог, потом огонь перекинулся на бак с топливом. Я заметила столько всего странного, что написала отчет и потребовала, чтобы из Витории прислали криминалистов. Но те почему-то не увидели ничего подозрительного. Меня они попросту проигнорировали, и в конце концов я сдалась. С работой получилось еще хуже: меня назвали сумасшедшей и добились того, чтобы я отказалась от должности. Для одних причиной был неисправный кабель; для других – сам Венансио Лопидана, который покончил с собой, порешив всю семью. Но есть очевидные факты, которые в эту картину не вписывались: шел снег, а пижамы детей и родителей валялись внизу, будто кто-то выбросил их из окна. Мне сказали, что это всего лишь грязные и рваные тряпки, а по мне, спящих кто-то раздел. Кто зимой в Исарре спит без пижамы?