— Бородатый колли.

— Не правда ли, очень милая, Лэнс?

— С меня хватит.

Лэнс Фейн поднялся. Крински тоже. Димонте не тронулся с места.

— Вот сейчас ты уйдешь, — пообещала Кримштейн, — а собачка утопит всю твою карьеру в огромной луже.

— О чем ты, черт побери?

Эстер протянула Фейну два листка:

— Эта псина — доказательство того, что Бек никого не убивал. Прошлой ночью он был в «Кинко». Вошел туда с собакой. Вызвал небольшой переполох, как я понимаю. Вот тут показания четырех свидетелей, независимо друг от друга опознавших Бека. Он воспользовался одним из компьютеров и занимал его, согласно счету, с четырех минут первого до двадцати трех минут первого.

— И ты хочешь, чтобы я принял это как алиби?

— Пока нет. Просто почитай. — Эстер ухмыльнулась. — Вот, ребята, копии для вас.

Кримштейн протянула копии Крински и Димонте. Крински скользнул глазами по строчкам и попросил разрешения воспользоваться телефоном.

— Конечно, — сказала Эстер. — Только, если собираетесь говорить по межгороду, запишите на счет вашего ведомства. — Она сладенько улыбнулась. — Спасибо.

Фейн прочел документ, и лицо его посерело как пепел.

— Думаешь о том, как бы передвинуть время смерти, да? — спросила Эстер. — Можешь попробовать. Только знаешь что? В ту ночь на мосту велись ремонтные работы. Бек бы просто не проехал.

Фейн, в прямом смысле этого слова, крякнул, а потом пробормотал что-то, рифмующееся со словом «щука».

Кримштейн ответила ему тихим «тсс».

— Будет, будет, Лэнс. Тебе впору меня благодарить.

— Да за что же?

— Только представь, каким дураком я бы могла тебя выставить! Вообрази себя перед камерами: ты появляешься на сотнях экранов, готовый объявить об аресте опаснейшего преступника. На тебе твой лучший галстук, ты вещаешь, как нелегко хранить покой жителей большого города и скольких совместных усилий потребовала поимка ужасного убийцы. Хотя нет, ты, разумеется, присвоил бы всю славу себе. Щелкают вспышки. Ты улыбаешься и зовешь репортеров по именам, а в мыслях уже усаживаешься за большой дубовый стол в красивом кабинете. И тут — бах! — откуда ни возьмись выскакиваю я с этим неожиданным алиби. Лэнс, о Лэнс, неужели ты не чувствуешь, что должен мне по гроб жизни?

Глаза Фейна метали молнии.