— Я знаю, что Элизабет жива.

Его плечи дрогнули, однако оружие осталось на том же уровне. Я увидел, как напряглась рука, держащая пистолет, и на какое-то мгновение поверил, что Хойт нажмет сейчас на спусковой крючок. Отскочить? Бесполезно, он пристрелит меня секундой позже, вот и все.

— Сядь, — мягко сказал тесть.

— Шона видела описание вскрытия. Мы догадались, что в морге была не Элизабет.

— Сядь, — повторил Хойт, поднимая пистолет, и мне показалось, что, если я не послушаюсь, он выстрелит.

Паркер провел меня обратно в гостиную. Я сел на пресловутую кушетку, хранительницу дорогих моему сердцу секретов, подозревая, что все они покажутся детскими сказками по сравнению со взрывом, который вот-вот раздастся в этой комнате.

Хойт уселся напротив. Его рука будто совсем не уставала, пистолет по-прежнему смотрел прямо на меня. Тренировка, наверное. Видно было, как измучен этот человек, истощение струилось из него, как газ из плохо завязанного воздушного шарика. Он сдувался прямо на глазах.

— Что происходит? — спросил я.

— Почему ты считаешь, что Элизабет все еще жива? — осведомился Паркер вместо ответа.

Я промолчал. Может, это ошибка и он вовсе ничего не знает? Нет, немедленно понял я. Он видел тело в морге, опознавал его. И тут я вспомнил сообщение.

Не говори никому…

Неужели я зря пришел сюда?

И опять нет. Сообщение было отослано три дня назад — практически в иную эру. Теперь я просто обязан был принимать какие-то решения, должен был действовать, идти напролом.

— Ты видел ее? — спросил тесть.

— Нет.

— Где она?

— Не знаю.

Внезапно Хойт поднял голову и приложил палец к губам, показывая, чтобы я молчал. Он встал и прокрался к окну. Занавески были задернуты. Хойт осторожно отодвинул одну из них и выглянул сбоку.

Я поднялся.