— Так мы отмечали его на Малерштрассе, — завершил он, остановив взгляд на Кольбейне.
Постепенно гомон за столом стал громче. Гости ели свежевыловленную рыбу, жареное мясо косули и морошковый мусс. Пили французские вина и коньяк. Кольбейн не видывал такого обеда еще со времен Вены.
В какой-то момент он понял, что они больше не одни. Послышался чей-то смех. Смех молодой девушки доносился из гостиной. Как по сигналу, офицеры встали из-за стола и прошли в гостиную. Норвежки уже были знакомы с офицерами. Немцы и пять девушек собрались перед столиком в гостиной, держа в руках по бокалу шампанского. Элиас остался стоять в дверном проеме за спиной Кольбейна.
В центре стоял Виллюбер, собиравшийся открыть бутылку шампанского. Пробка выскочила, издав слабый шипящий звук, и осталась в руке офицера.
— О… Хенрик. Она должна была стрельнуть. Мы же на празднике! — выкрикнула одна из норвежек на удивительно хорошем немецком.
У нее были вьющиеся темно-каштановые волосы и ровные белые зубы. Ее бледно-желтое летнее платье облегало лишний валик выше бедер, а ее пышная и высокая грудь, самоуверенная улыбка и животный блеск в глазах напомнили Кольбейну о хюльдре[59]. Она крепко схватилась за толстую руку Виллюбера.
— Знаешь, как говорят, Марианне, — ответил Виллюбер, повернув одутловатую шею, и их лица приблизились друг к другу. — Она должна звучать, как стон удовлетворенной женщины.
Девушки отреагировали на его вздорное сравнение криками, а та, которую звали Марианне, строго потрясла указательным пальцем перед пухлыми губами Виллюбера. Затем она позволила ему обслюнявить ей руку и сделала несколько нетвердых шагов назад к камину.
И тут Кольбейн заметил
Пока унтер-офицеры несли из столовой стулья, Виллюбер расположился у камина.
— Пора начинать веселье! — завопил он.
Тихоня Фернер сально покосился на девушек, а Виллюбер исчез в прихожей. Девушки восторженно захлопали и поправили летние платья, перед тем как сесть. Вернувшись, Виллюбер украсил свою лысую голову светлым лисьим мехом. Вместо офицерского пиджака он набросил на плечи белую шелковую шаль. В руке он держал красное перо длиной в полметра, а во рту — зажженную сигарету. Он сильно заморгал и заговорил высоким сиплым голосом.