Под покровом темноты я шептала, словно бильярдный комментатор:
— Мне не грустно от того, что его больше нет, поверь мне. Но я не могу понять, где была твоя голова. Где были головы у вас обоих.
— Я был пьян вусмерть, понятно? Мы выпили, наверное, целую бутылку виски.
— Ну, ты, очевидно, чувствовал себя лучше папы, раз подсыпал таблетки.
— Слушай. Не могу говорить за твоего отца. Ты слышала про спор Хомского и Фуко?
— Нет.
— Ну, Хомский полагал, что морально допустимо совершить преступление, чтобы наказать или предотвратить другое преступление. И я с ним согласен. Я поклялся обеспечивать тебя, Грейс. Я увидел деньги в его кабинете и знал, что Альбина их не хватится. Твой папа
— Надо было обсудить все со мной, прежде чем делать то, чего нельзя исправить.
— Ты думаешь, мне
Даже в темноте я почувствовала, что он приложил ладони к своему лицу. Он плакал, и это придало мне сил.
— Откуда ты знаешь, что они не найдут его тело?
— Я засунул ему камни в карманы.
— Камни?
— Да, много камней. Слушай, Грейс. Я говорил тебе, что не хочу это обсуждать. Тем более сейчас, перед сном. Я уже насмотрелся кошмаров. Так что давай просто помолчим.
Он нырнул под простыню, опустился чуть ниже и целовал через трусы, пока я не замолчала.
Через какое-то время мы прекратили наши прекоитальные беседы и перестали разговаривать об убийстве отца вовсе.